Слепой не проронил ни слова, пока Инман рассказывал свою историю, и лишь когда он закончил, произнес:
— Ты должен выбросить это из головы.
— Тут я с вами согласен, — кивнул Инман.
Но Инман не поведал слепому вот о чем: в течение того времени, что он лежит в госпитале, ему еженощно снится один и тот же сон. В этом сне заря пылала и разбросанные куски человеческих тел — руки, ноги, головы, туловища — медленно собирались вместе, образуя неких монстров из разных несоответствующих друг другу частей. Чудовища бродили, хромая и шатаясь, по темному полю сражения, как слепые или пьяные, ковыляя на изуродованных ногах. Блуждая в оцепенении, они сталкивались друг с другом, ударялись расколотыми головами, махали руками. Одни выкрикивали имена, вероятно, своих любимых. Другие что-то напевали. Третьи стояли в стороне, глядя в темноту.
Один из монстров, чьи открытые раны были столь ужасающими, что он напоминал скорее кусок мяса, чем человека, упорно старался подняться, но не мог. Он шлепался на землю и, не в силах встать, только крутил головой, гладя на Инмана мертвыми глазами и тихим голосом взывая о помощи. Каждое утро Инман просыпался в мрачном настроении, а в голове теснились мысли чернее самой черной тучи, когда-либо появлявшейся на небе.
Инман вернулся в госпиталь, утомленный прогулкой. Бейлис сидел у стола и, невзирая на царивший в комнате утренний полумрак, царапал гусиным пером по бумаге. Инман лег на кровать, намереваясь подремать, но мысли не давали ему покоя, и он взял книгу чтобы отвлечься за чтением. У него была лишь третья часть «Путешествий» Бартрэма[5]. Он вытащил ее из коробки с книгами, которые подарили дамы из столицы, желавшие пациентам как физического, так и интеллектуального совершенствования. Эту книгу отдали в госпиталь, видимо, потому, что она была без передней корочки, так что Инман для симметрии оторвал и заднюю, оставив только кожаный корешок. Он обычно сворачивал книгу в трубку и перевязывал обрывком бечевки. Эту книгу совсем не обязательно было читать с начала до конца; Инман из вечера в вечер просто открывал ее наугад и читал до тех пор, пока не успокаивался настолько, чтобы заснуть. Деяния доброго одинокого странника, названного индейцами чероки Собирателем цветов, потому что он всегда ходил с заплечным мешком, заполненным растениями, и замечал любую растущую былинку, успокаивали его. Отрывок, который Инман прочел нынешним утром, стал его любимым, а первым предложением в нем было вот это:
