Чупакабры передвигались прыжками, как стая кенгуру. Перелетели через «монету» и исчезли в папоротнике, только листья закачались. Из лесу, откуда они бежали, донесся хрип – выбежала раненая чупакабра. Ее передняя, короткая лапа была вырвана с мясом и держалась на одних связках.
За ней гнался крупный хищник, и хищник опасный, раз с ним не справилась целая стая. Данила лег и замер, прикрывшись крупными листьями. Когда чупакабра достигла «монеты», на поляну с деловитым стрекотанием вырвались два паука. У одного из них вместо жвал была огромная, чуть ли не во все тело зубатая пасть. Данила видел множество хамелеонов и, по идее, должен был привыкнуть к их уродству, но от такого несоответствия даже его перекосило. Хамелеон напоминал лангольера из старого фильма по Стивену Кингу – тварь, пожирающую прошлое.
Пауки настигли чупакабру на границе леса. Тварь, наверное, даже пыталась драться, но силы были неравны – она заверещала и смолкла навсегда. Зашуршали кусты, стрекотание начало отдаляться и вскоре вовсе утихло, но Данила несколько минут не рисковал покинуть убежище. Наконец решился, выглянул и собрался вылезти, но поляну накрыла тень. Сквозь просветы листьев он разглядел существо с крыльями птеродактиля и квадратным телом. Головы у твари не было. Действительно, зачем хамелеону голова? Кушать можно и не в нее, а глаза – на пузе вырастить. Пару на пузе, на спине и под хвостом…
В карантинном блоке Улья происходило что-то неладное, это подтверждал окровавленный, разорванный труп чупакабры. Пауки не стали его жрать, просто уничтожили. Выходит, хамелеоны очищают Улей от всех форм жизни, кроме деревьев. Деревья, видимо, с их родной планеты, а остальные существа, включая людей, Улью больше не нужны.
Потому надо быть предельно осторожным.
Данила срезал три листа, соорудил из них нечто наподобие зонтика и убедил себя, что хамелеон, парящий в небе, примет его за куст и не задумается, почему растение внезапно выросло возле телепорта, где только мох.
По логике, Марина должна вернуться.
В лесу заорал человек и смолк. Данила заставил себя не думать о Рэмбо и Маугли. Особенно – о Маугли. Жалко его, лягушонка…
Размышляя, оставаться ли в укрытии или идти к телепорту, Данила заметил слабое мерцание «монеты». Ее контуры, углубления и изображенный в центре глаз вспыхнули красным. Световой отпечаток отделился и соединился с аркой. Зрачок вздрогнул и расширился, будто оживший великан обозревает окрестности всевидящим оком.
