— В том-то все и дело, — ответил сын.
Впервые за многие годы Парвез был не в состоянии следить за дорогой. Он задел грузовик, оторвал зеркало. Им повезло, что полиция не видела: Парвез лишился бы водительских прав и, как следствие, работы. Около дома, выходя из машины, Парвез споткнулся и упал на дорогу, ободрал руки, порвал брюки. Кое-как поднялся сам. Сын даже руки не протянул.
Парвез сказал Беттине, что готов даже молиться, если сын того хочет. Если от этого его взгляд не будет таким беспощадным.
— Но чего я не потерплю, — сказал он, — это чтобы мой собственный сын говорил, что я попаду в ад!
Еще мальчик сказал — и это окончательно доконало Парвеза, — что он бросил бухучет. Когда Парвез спросил почему, Али саркастически ответил, что причина очевидна: «Западное образование насаждает антирелигиозные настроения». Кроме того, сказал Али, в мире бухгалтеров выпивка, секс и ростовщичество считаются обычным делом.
— Но ведь за эту работу хорошо платят, — парировал Парвез. — А ты столько учился!
Али сказал, что начнет работать в тюрьмах, с мусульманами, пострадавшими за то, что отстаивали чистоту в мире разврата. В конце концов поздним вечером, уже ложась спать, Али спросил отца, почему тот не носит бороды или хотя бы усов.
— Такое чувство, что я потерял сына, — сказал Парвез Беттине. — Не могу я вынести, когда на меня смотрят как на преступника. И я решил кое-что сделать.
— Что же?
— Я ему скажу, чтоб брал свой коврик для молитв и уматывал из моего дома. Ничего труднее я в жизни не делал, но сегодня вечером поступлю именно так.
— Можешь, конечно, махнуть на него рукой, — сказала Беттина. — Но лучше не надо. Многие молодые люди тянутся к сектантству и суевериям. Со временем это пройдет.
Она добавила, что нужно быть терпимей к мальчику, поддерживать его, пока он ко всему этому охладеет.
Парвез решил, что она права, хотя вовсе не хотел давать сыну больше любви, ведь еще не ощутил никакой благодарности за все, что для него сделал.
Тем не менее он решил терпеть и взгляды сына, и его упреки.
Он пробовал поговорить о вере, но, если решался хоть что-нибудь критиковать, Али отвечал очень резко. Однажды он обвинил Парвеза, что, мол, тот «пресмыкается» перед белыми. Сам он, напротив, не считал себя «человеком второго сорта», ведь мир — это не только Запад, пусть Запад и возомнил о себе не весть что.
— Откуда ты знаешь? — спросил Парвез. — Ты же никогда не был за границей.
Ответом был презрительный взгляд.
