И потянутся эти ниточки туда-сюда, туда-сюда… потянутся тысячами… потянутся миллионами… не одна Чита обнажит свои порочные плотские обычаи! Тут, у Андрея, привечали посланниц «любви» из Улан-Удэ, Краснокаменска, Чернышевска, Карымской… Чёрт возьми, связались ниточки и с Москвой — значит, заодно пошла вышивать развратом и столица! А если всё зацепить, связать — выйдет чудовищная дьявольская паутина. И в ней — бескрайней, тугой, липкой, непроглядной — погряз и он!
Боже праведный! И это при том, что заповедано человеку
— не прелюбодействуй! Неужели там, на небесах, не знают о слабости рода человеческого? А если знают, будет ли протолкнуться грешным людям в аду после поголовного беззакония? Ведь сонма чертей не хватит воздать должное любителям сладострастных телесных утех…
Серая мохнатая паутина, сотворённая воображением Фалолеева, прибавила ему унылости, а уж когда он посмотрел на радостное лицо Лины и представил, что такая красота тоже может смешаться с вселенской порочной грязью, ему стало не по себе. Андрей и Кент, торопившиеся ради своего наслаждения подтолкнуть гостью к роковому шагу, как назло, позабыли свои привычки довольствоваться абы чем: липли к Лине, как голодные шмели к единственному в долине сочному цветку.
«Глаза, что ли, впервые разули?» — от ревности и злобы у Фалолеева кипела кровь, но он сидел за столом без движения, с ленивой размеренностью тыкая вилкой в оливье. Вариант связываться с Кентом или Андреем, даже из-за Лины, он окончательно отбросил: один — урка, другой — работодатель. А встать им обоим поперёк — ему хуже будет однозначно. Они два крепких кореша, переплетённые друг с другом, Бог знает, с каких времён, и никакая «новейшая история» с его участием тут не прокатит.
На счастье Фалолеева, Лина оказалась крепким орешком: все намёки, нашёптывания, наседания с обеих сторон не достигли и малой цели. Желанное всеми мужчинами тело пребывало в недосягаемости — по излишне нагло подкрадывающейся руке Лина хлопала ладошкой серьёзно и демонстративно, чтобы у мужского пола в переборе желаний не было сомнений.
От сладкого и крепкого орешка всё же не отступали — такова несокрушимая притягательность женской красоты, замышляли поближе к ночи накачать волнующую гостью как следует водкой и оседлать пьяную. Но у разгорячённых мечтателей всё пошло прахом: в половине двенадцатого Лина вызвала такси и, очень решительно отбиваясь от уговоров, сорвала шумные проводы.
