Инкуб вылетел вон. Именинница ничего не сказала, но, сложив руки, устремила глаза к потолку.
Отчетливый свист предшествовал тому, как розга с характерным щелчком врезалась в крутые полушария, вызвав мгновенный прилив крови к коже и оставив быстро вспухающий темный рубец.
Лорд Оливер увидел, как «половинки» девушки вздрогнули от удара, а тело встрепенулось от жгучей боли. Бедра Эвелины выгнулись вперед, голова взлетела кверху, лицо исказилось, но только свистящий звук втягиваемого в легкие воздуха выдал страдание.
«Один!» — бесцветным голосом отсчитал сэр Чарльз Брисбен.
Первый удар «праздничной» трепки пришелся на верхнюю часть белых ягодиц, перпендикулярно ягодичной складке, разделив белую луну на четыре одинаковые половинки. Зрители тем временем, осушили кубки и наблюдали, как вспухший на нежном теле рубец быстро спал и потемнел.
Граф выбрал новый прут, стряхнул с него воду и, примерившись, чуть отступил назад, выбрав место для нового удара.
Зловещий свист вновь рассек воздух, и розга вновь пропела свою песню, оставив новый пылающий рубец на нежной коже. Тут леди могла оценить достоинство пояса: самая нежная часть, потаенная ложбинка осталась для порки недоступной!
— Tete Dieu![36] — Лорд Хаксли смотрел, как гибкое тело красавицы встрепенулось под жалящим ударом, ягодицы бесстыдно заколыхались, а бедра и поясница дернулись вперед. — Ее мужество достойно святой Инессы, выставленной на позор перед язычниками!
Девушка переступила по ковру босыми ногами, и покорно вытянулась, ожидая нового удара.
«Поберет тебя черт, поберет! — Ругательство Хаксли помогло ему вернуться в помещение. — И гораздо раньше, чем ты думаешь!»
«Надо же, всего за какой-то год эта маленькая девчонка превратилась в прекрасную женщину, — думал Лорд, наблюдая за наказанием, — вот уж не думал, что она может вести себя в такой ситуации с достоинством истиной аристократки!»
Вторая полоса легла на дюйм ниже первой. Именинница стиснула зубы, подавив рвущийся наружу крик. Однако движение бедер и сжавшиеся ягодицы вновь дали знать зрителям, что девушка не осталась безучастной к отцовской расправе.
«Три!» — Чарльз сделал паузу.
Ореховый прут, хоть и был как следует вымочен, обломился о металлическую пластинку «Пояса верности», поэтому папа взял новый, а за одно и обдумал план нанесения следующего удара.
Каждое вздрагивание жертвы вызывали в Джоне дикую похоть: тело напрягалось под ударами, но Эвелина сносила наказание с поистине рыцарским достоинством. Лишь один раз она не стерпев боли, оторвала ладонь от своей груди, продемонстрировав собравшимся крупный розовый сосок.
