Я беспомощно кивнула. Тогда она объявила буднично:
«Значит нужно вызвать оценщика из страховки. У вас ведь есть страховка?».
Я понятия не имела, есть ли у меня страховка. Идея страховки была мне более чужда, чем пляски папуасов – слово «Госстрах» ассоциировалось в моем сознании со страхом, а не с защитой имущества. Но я согласилась с предложением Рози позвонить в Сохнут, и через пару недель нам и вправду прислали оценщика, который оценил наши убытки в приличную сумму, позволившую нам купить наш первый гарнитур для гостиной. Рози научила меня массе полезных вещей – по ее наводке я стала заниматься гимнастикой и продолжаю до сих пор, хоть мой возраст уже изрядно перевалил за ее, а была она когда-то на десять лет меня старше. И в бассейн «Гордон» меня привела Рози, потом она по какой-то причине отсеялась, а я так и осталась, и по сей день проплываю положенные мне метры, с годами, правда, потихоньку уменьшая обязательную норму.
Мы много говорили о литературе, и я как-то перевела для нашего журнала несколько стихотворений Рози. Вот одно из них:
Маргарита (Пока не родится тело мое)
Мягкий снег в московских окошках... Проснувшись
Она не заплакала
Я знаю, шептала Маргарита, я знаю.
Сегодня что-то случится. Кружится поземка,
Дьявол взвихряет снег в московских окошках.
В ином столетье, еще не родившемся,
Словно призрак, бредет человек.
Маргарита выходит на улицу, в руках у нее цветы,
В глазах жажда, чтобы он отыскал ее, наконец.
Бредет человек и не знает, где он найдет приют.
— Ты приди, приди. Отворю тебе двери.
Только приди поскорей.
Бредет человек и не знает, не ведает, где он найдет приют.
У Маргариты цветы увяли, у Маргариты слезы застыли.
Мягко кружится снег, и душу ее похитив,
Дьявол хранит ее,
Пока не родится тело мое.
Свирепое солнце над крышами Тель-Авива,
Душа Маргариты у меня в горле
Жажда ее у меня в глазах, цветы ее у меня в руках,
Я стою на улице под палящим солнцем.
Несмотря на все мои старания большого впечатления они не произвели, - русское ухо плохо воспринимает верлибр, устойчиво взятый на вооружение израильской поэзией.
Зато Рози с успехом перевела мою пьесу «Матушка-барыня», поставленную впоследствии студенческим театром Тель-Авивского университета. Особенно удачно она перевела заглавие – не в силах передать на иврите этот грубый народный эвфемизм, она заменила его на «Има Русия», что означает «Мать Россия». И от этого пьеса приобрела какой-то высший, символический смысл.
