Зазвездный зов | страница 66



Как пасти черные у нас зрачки,
Мы в ночи августа печально воем,
Средь звезд, под их усиленным конвоем
Проходим мы, любовники тоски.
Построена темница мастерски,
Один Эйнштейн, быть может, удостоен
Встряхнуть ее молчание густое
И в глину стен вонзить железный кий.
О, мутный путь, бледнеющий над нами,
О, млечный след богини голубой,
Куда зовешь серебряными снами?..
Столетия ползем мы под тобой,
И ты клубишься вьюгой, как вначале,
Когда кричали сны, а мы молчали.

"Мне все равно, Качалов или Чаплин..."

Мне всё равно, Качалов или Чаплин,
Точеный Цезарь иль нескладный Тит.
Как портсигар серебряный, блестит
Наш гроб, который весело поваплен.
Рояля звуки падают по каплям,
Метелью вьются пляски Карменсит...
А сердце дохлой крысою висит,
И каменным зерном я в мире вкраплен.
Встряхнут истории зеленый пруд,
Пошли наверх гадливые поддонки
И песни дна прекрасные орут.
Уймись, мой дух неведомый и тонкий,
Чугунной тишиной укутай дно,
Пока волнам смятение дано.

"В тумане, в голубом дыму курений..."

В тумане, в голубом дыму курений
Лирическая корчится строка,
И кровь просачивает облака,
Банальные как лепестки сирени.
И образов зазубренные тени
Ползут с вершин, ползут издалека,
Расплескивая молнии клинка,
Как варвары на золотой арене.
И в цирке храм, и цирк во храме, Рим
Для Цезаря был тесен как темница,
Для Брута был как ночь необозрим,
О, сон времен, который миру снится,
В твоем дыму строка моя пестра,
Она кричит в кустарнике костра.

"Ушли, ушли в неведомое годы..."

Ушли, ушли в неведомое годы,
Смирилось сердце в каменной груди,
Как пленный лев молчит, а позади
Пустынный океан былой свободы.
С ножом зенит, как жрец рыжебородый,
Ступает по песчаному пути.
Не смейте, люди, близко подойти,
Он в смерть влюблен, звериный царь природы.
И страсть, и песнь, терзавшие меня,
Теперь как падаль тлеют предо мною
На золоте распластанного дня.
Я улыбаюсь мертвому их зною,
И мрамор их костей не нужен мне,
Отдавшемуся в рабство тишине.

"Строфа повисла ярче и тяжеле..."

Строфа повисла ярче и тяжеле.
Как черное созревшее зерно,
Сухое сердце горечи полно,
И снится мне сырое подземелье.
Там все плоды, что медленно созрели,
Там всё, что вышло из земли давно
И вновь упало на земное дно...
Ужели суждено и мне, ужели?
Я распускал как крылья лепестки,
Я звезды рвал, рассудку вопреки,
Обворовать вселенную хотелось.
Но ветер, задувающий огни,
Сковал мою младенческую смелость,
Прохладней и короче стали дни.