В-третьих: власть хотела только делать вид, что платит за службу, но при этом строго спрашивать за её выполнение.
В результате взаимоотношения польско-литовской власти и казаков превратился в театр абсурда, а иногда в театр комедии.
Король и его наместники слали в Казацкое войско приказы, запреты, угрозы, войско смело докладывало, что всё выполняется, согласно предписаниям, а если кто и бузит, то это не «ихние», но они, если что, найдут и разберутся. Посылали войска на усмирения своевольства, казнили зачинщиков, но затем вновь привлекали казаков к службе Речи Посполитой.
Репрессии были суровыми. Казни с жуткими подробностями были делом нередким. Казацкие шалости тоже мало напоминали провинности школьников, выбивших мячом оконное стекло. Грабежи, изнасилования, убийства. Суровый век.
Казацкие «своевольства», настолько, разозлили правителей, ущерб от них был так велик, что у короля даже просили не брать ни на какую службу казаков. На сейме 1611 года было решено брать на службу только тех казаков, которых возьмут на службу сами местные шляхтичи и будут за них отвечать своим имуществом в случае ущерба.
Но потребность в казаках не уменьшалась, а увеличивалась, по элементарной причине — из-за отсутствия финансов для найма других солдат.
Часто власти сами делали перед татарами вид, что они грозно наказывают разбушевашихся казаков. «…коли й сим разом не удасть ся осягнути нїчого позитивного, то принаймнї піде той слух між поганство, що старань нам не бракує.» [2] — описывает М.Грушевский отношение к результату очередных санкций к казакам.
Мало того, что казаки постоянно ссорили польского короля с турецким султаном, когда формально две страны были в состоянии мира, они проходились по территориям самой Речи Посполитой и беспощадно грабили, добывая себе «воинское содержание». «Звички сучасної війни, хижої і грабівничої тодї скрізь, так само у Поляків як і Нїмцїв, не тільки у козачини, що зрештою воюючи власним коштом і промишляючи війною на прожиток тим самим була засуджена на мародерство, на обдираннє людности, — переносили ся на відносини домашнї.» [2]
Казачество превратилось в движение неподвластное ни королю, ни тем более его представителям, в силу, которая уже была не только, силой военной, но и силой дипломатической. Если их собственная дипломатия может и не имела большого влияния, то само Казачье войско стало частой разменной монетой в различных переговорах.
* * *
За полтора столетия казачество трансформировалось из разрозненных ватаг неприкаянных добытчиков в целый слой населения, в общность, осознающую себя как отдельный, независимый элемент. Этому в немалой степени способствовало то, что уже начиная со второй четверти семнадцатого века, начала изменяться внутренняя социальная структура казачества.
