В отличие от Павла, у меня не было знакомых, я плохо владел языком, и только случайные похвалы моему якобы хорошему произношению поддерживали меня в стремлении учить язык. Но языковые познания, казалось, были мне не так уж и нужны; улица, транспорт, магазины не требовали больших знаний.
«Voelkischer Beobachter» — немецкую газету НСДАП — я не читал, так как не хватало словарного запаса. Новости о событиях в мире я узнавал от Андрея Ковхаева и Марии Яковлевны. Впрочем, особой тяги к международным новостям и политике я не испытывал — сказывались совсем другие интересы.
Не помню, чтобы у меня была потребность обрести в условиях берлинской свободы новых знакомых — я считал себя неинтересным собеседником. Случайно завязавшееся знакомство вызывало у меня скованность и желание поскорее остаться одному. Зато я видел, что новые связи больше интересуют Павла, и считал, что они ему нужнее.
Много позже я понял, как много я тогда потерял. Но я был не один такой: убогий багаж знаний, неумение мыслить и говорить отличало меня и моих сверстников от гимназистов и студентов дореволюционной России.
Это была не моя вина — нас покалечила система образования нового общественного строя, переделывающая мир на свой манер. Чужую многовековую культуру разрушили, а свою новую построить не успели. Новые хозяева не спешили возвращаться к общепринятым ценностям, куда больше влекла их власть и пролетарская дикость.
«…Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем…»
Слова эти с детства воспринимались мною, как бесспорная истина, но прожитая жизнь поколебала веру в нее: новый мир, даже и уничтожив старый, так и не стал братством равноправных.
Самым большим изъяном были штампы на все случаи жизни, неумение творчески или логически постигать мир. Так и остался я недоучкой, человеком без тяги к дальнейшему росту и совершенствованию, без стремления достичь вершин.
Как-то со мной произошел курьезный случай. Не помню почему, но у меня случилось свободное время, и я приехал в Вустрау, где в этот момент не было Павла. Бесцельно побродив по лагерю, я собирался к вечеру уехать в Берлин. У административного барака встретил знакомого преподавателя. Он знал о моих художественных способностях и спросил, не занимался ли я книжной графикой: нужен художник-иллюстратор в Белорусское издательство.
Хоть я, признаться, никогда не занимался иллюстрациями книг, но все же согласился зайти в Белорусское национальное издательство, располагавшееся в то время в Берлине, на Александерплатц.
