Не узнают, кого ты любила.
Мне до этого дела нет,
Строк цветистых слагать не буду.
Ты проходишь всю жизнь во сне,
Я — путями бессонных будней.
Разучился, влюбляясь, млеть
И в развалинах бредней рыться.
На горячей библейской земле
Я поденный батрак — не рыцарь.
Нет звезды у меня в руке —
Я ее потерял на дороге.
Помолчи о былой тоске
И словами память не трогай.
Слов туманных покинув склеп,
Сердце новое слово чует.
И любовь для себя, как хлеб,
Заработать трудом хочу я.
Чтоб не легким пухом плыла,
А, как сокол, была крылата,
И, как глыба руды, тяжела,
И верна, как предсмертная клятва.
Я здесь не был уж целый год.
Ничего обо мне ты не знаешь.
Ведь не тот я, совсем не тот,
За кого ты меня принимаешь...
1929
Перевод автора
1
И вновь, как серый змей, петляет мостовая,
Подошвы бередит по вечерам она.
И вновь привычный вид: над крышей застывая,
Блевотиной марает мир луна.
И вновь от фонарей обманчивою тенью
Презренье к голоду холодное ползет.
Весельем висельным у сердца в заточенье
Ускорен пульс тоски, безумный ритм. И вот
Передо мной причал. Дверь ляскает свирепо,
Глотая желтую тревогу горожан.
И вывеска кричит, как красный глаз вертепа:
«Кафе» и «Ресторан».
Здесь молоко рубах и пену дамских кружев
Взбивает ночь-жонглер, крича и хохоча.
Здесь гаснут головы, вися меж блюд и кружек,
И грешная душа здесь тает, как свеча.
Из Евы брызжет смех, стекает в рот Адама,
Но медь колоколов в нем но дрожит, звеня,
Гниющей падалью усопшего удава
Змий-искуситель лег меж этими двумя —
Труп страсти, изгнанный из райской кущи,
Благословенная, пылающая плоть,
Плоть, обреченная под нож секущий,
Как в чреве женском нежеланный плод.
Молчат бескровные скелеты, разливая
Улыбок судорожных ртуть, как письмена.
Здесь, как на плахе, голова любая
Ударом жизни с шеи снесена.
И чудится: тела сползли по водостокам,
Все лица растеклись, подобные воде,
И гаснут лампы глаз в узилище жестоком,
Коварно выданные светом темноте.
И я вхожу сюда... Я сердце сжал в ладони:
Наружу вырвалось — огня кровавый ком,
И вот оно уже в болоте страсти тонет,
Чтоб, как в чистилище, отмыться в нем.
2
Удушливого дыма след,
Как паутина, — за плечами.
В плащ равнодушия одет,
Не весел Homo, не печален,
И на соседа льет сосед
Свой осовелый взгляд в молчанье.
«Что ж, сдвинем рюмки! — Тусклый звон.
За ваше здравье и бездушье!
Я первобытной скуки стон
Вам опрокину прямо в уши.
Вы, сударь, возвратитесь в дом,
А мне куда, свиная туша?
Как мне смириться? Погляди —
