Все впереди | страница 50



Мать истерично рыдала.

Я съежилась в буфетной, вцепившись в Эльвиру, кухарку бабушки, которая была моим лучшим другом, если не считать отца, в этом доме скандалов, секретов и лжи.

Мать выбежала из кухни, грохнув дверью, и побежала вслед за отцом, пронесшись мимо открытой двери буфетной и в смятении не заметив Эльвиру и меня.

Она снова громко закричала:

— Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! Я никогда не дам тебе развод. Никогда! Пока я жива, Мерседес не будет иметь удовольствия стать твой женой, Эдвард Джордан. Клянусь тебе в этом. И если ты меня бросишь, ты никогда больше не увидишь Мэллори. Никогда! Уж я постараюсь. У меня есть деньги отца. Я построю между вами стену, Эдвард. Стену, чтобы разлучить тебя с Мэллори!

Я слышала, как она бежала вверх по лестнице вслед за отцом, безжалостно издеваясь над ним, и ее голос был пронзительным, ожесточенным и обвиняющим.

Эльвира утешала меня, гладя по голове.

— Не обращай внимания, моя крошка, — шептала она, обнимая меня своими пышными шоколадными руками, словно стараясь защитить. — Не обращай внимания, малышка. Взрослые всегда болтают всякие глупые вещи… вещи, которые они на самом деле не думают… вещи, которые не следует слушать детям. Не обращай внимания, крошка моя. Твоя мама ничего такого не думает, что она говорит.

Через некоторое время внизу появился папа. Он не уехал. Между ними установилось вооруженное перемирие, которое длилось только один день, Четвертого июля. На следующее утро он попрощался со мной, уехал в Манхэттен, а затем улетел в Египет.

Он не возвращался целых пять месяцев.


Я зажмурилась, стараясь подавить слезы, прогнать боль, навеянную этим неожиданным воспоминанием, столь долго таившимся на дне памяти.

Медленно я подняла глаза и посмотрела на кухонную стену. Медленно, стараясь не выдать себя, положила листья салата в дуршлаг, чтобы стекла вода, потом накрыла их большим куском бумажного полотенца. Руки мои двигались с трудом, я ощущала неприятную тяжесть в желудке. Взявшись за край мойки, я сделала над собой усилие, чтобы успокоиться, прежде чем пересечь кухню.

Я стояла у кухонного стола и смотрела на маму. С внезапной ясностью, подобной вспышке молнии, я поняла, что, наверное, она страдала, когда была молодой женой. Мне следует прекратить в глубине души осуждать ее. Все эти долгие годы отсутствие моего отца, должно быть, трудно было переносить. Она чувствовала себя одинокой, несчастной. Была ли любовница? Существовала ли на самом деле женщина по имени Мерседес? Были ли многие другие женщины за все эти годы? Очень вероятно, подумала я с тяжелым чувством. Мой отец был красивый, нормальный, здоровый мужчина, и когда он был молодым, он должен был нуждаться в женском обществе. Потому что, сколько я помню, мать и отец имели разные спальни, и так было задолго до того, как он уехал насовсем, — мне было тогда восемнадцать лет. Он сохранял этот ужасный брак ради меня. Я давно это знала и давно принимала это. Теперь я уверена в этом.