Я закрыла глаза и, скрестив руки, уронила голову на письменный стол, понимая, что меня охватывает паника. Я ни в коем случае не могла позвонить Ричарду, как накануне обещала. Просто мне нечего ему было сказать, не было для него ответа.
Внезапно я подскочила от резкого звонка телефона и, постаравшись успокоиться, взяла трубку.
— Алло?
— Мэллори?
— Да.
— Это я, Ричард.
— Я знаю.
— Мэл, мне надо уехать из города. У меня командировка.
— О! — сказала я, удивленная этим заявлением. — Это очень неожиданно, не правда ли?
— Да. Я об этом узнал только что. Журнал посылает меня в Боснию. Я уезжаю немедленно. Миротворчество ООН и НАТО постепенно оборачивается полным поражением. Так что я уезжаю…
— Но ведь обычно подобные вещи не относятся к твоим темам, не так ли? — перебила я. — Я имею в виду, что ты не военный корреспондент.
— Я не в этом качестве туда еду, вернее, не совсем в этом. Я собираюсь написать что-то вроде аналитической статьи специального корреспондента. На фоне всеобщих разговоров идет массовая кровавая бойня, западные лидеры в смятении, а мир проявляет ужасное безразличие к человеческим страданиям. — Он помолчал, а потом добавил вполголоса: — Это реакция на все, что произошло в нацистской Германии шестьдесят лет тому назад… — Его спокойный, озабоченный голос замолк.
— Что за кошмар! — воскликнула я. — Мир не более цивилизован, чем был в десятом веке! Ничего не изменилось, мы ничему не научились. Люди нравственно испорчены, злы.
— Да, я знаю, Мэл, — ответил он, чуть слышно вздохнув.
Стараясь овладеть собой, я сказала:
— Значит, ты сегодня уезжаешь?
— Через пару часов я еду в аэропорт Кеннеди.
Последовала небольшая пауза, и он произнес:
— Мэл…
— Да, Ричард.
— У тебя есть ответ для меня?
Минуту-другую я молчала, затем, внезапно охрипнув, сказала:
— Нет. Боюсь, что нет. Извини меня, Ричард. Мне нужно время. Я тебе говорила… — Теперь мой голос звучал едва слышно.
Ричард не сказал ни слова.
Я крепко держала телефон и ждала, гадая, как он примет мой отказ.
Внезапно он заговорил:
— Может быть, когда я вернусь из Боснии, — сказал он твердо и решительно, — у тебя будут хорошие новости для меня: ты мне скажешь то, что я хочу услышать. Ведь ты скажешь, да?
— Когда ты вернешься? — спросила я, не клюнув на его приманку.
— Через неделю или десять дней.
— Будь осторожен, Ричард. Там, куда ты едешь, опасно.
В трубке раздался его звонкий, беззаботный смех, к которому я уже начала привыкать:
— Я не намерен поймать шальную пулю, если ты это имеешь в виду. Это не моя судьба.
