— Я буду вынужден вскрыть это ланцетом, чтобы прочистить рану, — сказал доктор. — Оставайтесь в постели. Вы не должны ходить и вообще тревожить ее.
Он спросил, как именно была получена рана, и Этьен объяснил, что по глупости ходил в слишком тесных туфлях. Март кивнул, занятый приготовлением своих инструментов, тогда как Этьен опасливо наблюдал за ним.
— Боюсь, будет немного больно, — сказал Март, — но это необходимо сделать.
— Неужели вы не можете сделать как-нибудь иначе, — сказал Этьен, ужасно бледнея.
— Нет. Я сделаю очень быстро. Ничего страшного.
Когда он закончил, Этьену пришлось дать сердечное средство.
— Лихорадка теперь должна уменьшиться, — сказал Март, — но, возможно, было бы полезно использовать пиявки. В некоторых случаях они помогают.
Для этой цели он дал Шарлотте адрес заведения неподалеку. Она последовала за доктором к выходу.
— Надеюсь, с ним будет все в порядке, — сказал он, пожимая ей руку.
— Это скверная рана, — сказала она.
— Не давайте ему больше смазывать ее никакими мазями, это только повредит. Завтра я приду и перевяжу ее.
Шарлотта вернулась к Этьену. Он с трудом приподнялся на подушках.
— Не дергайся так, — сказала она, — иначе лихорадка усилится.
Этьен пожаловался на боль и сказал, что он в ярости, оттого что вынужден беспомощно лежать здесь, в то время как остальные в редакции газеты, конечно, не преминут воспользоваться его отсутствием, чтобы перехватить его работу и попытаться занять его место. Он изо всех сил старался внушить Шарлотте жалость к себе. Он сделал бы что угодно, лишь бы удержать ее возле себя, и, конечно, использовал свою болезнь, чтобы сделать попытку к примирению.
Их совместная жизнь не была простой после ухода Луизы. Когда Этьен слег из-за больной ноги, у нее не было иного выхода, кроме как ухаживать за ним, но она не сделала ничего, чтобы дать Этьену понять, что они снова могут быть вместе. Она не чувствовала раздражения против него и искренне простила его, но все происшедшее было для нее ужасным потрясением, потрясением, которое совершенно охладило ее. Пропасть между ними расширялась с каждым днем.
— Очень мило с твоей стороны, что ты так заботишься обо мне. Ты можешь быть очень нежной, когда хочешь. Ты так мила ко мне, значит ли это, что ты по-прежнему любишь меня? — спросил он вдруг, привлекая ее к кровати. — Скажи мне, я хочу знать, простила ли ты меня.
Его лихорадило, и он крепко вцепился в нее.
— Давай не будем об этом говорить, — сказала она, избегая его взгляда, ей не хватило смелости открыто оттолкнуть его.
