Мой первый день в Нью-Йорке | страница 3



Я до сих пор не знаю, куда завез меня в тот вечер трамвай, — кажется, я разъезжал от Гарлем-ривер до Бэттери и обратно. Я помню, что несколько раз пересаживался и каждый раз пытался выплакать свое горе на плече очередного кондуктора или полисмена, которые не проявляли ни малейшего сочувствия к моим бедам. Мощенные золотом улицы города моей мечты не просто потускнели — они покрылись толстым слоем грязи, и их темные закоулки таили неведомую угрозу. Повсюду меня толкали и швыряли из стороны в сторону с такой же злобой и остервенением, как на пристани. В глазах прохожих я читал исступленную ненависть и разнообразные злодейские замыслы; а та мрачная, вызывающая, привычная ловкость, с которой они выскакивали из-под копыт лошадей на перекрестках, казалась молодому провинциалу из Миннесоты совершенно недостижимой. (Он и по сей день не стал подлинным горожанином, и если бы его не удерживал стыд перед шофером, то брал бы такси для того, чтобы пересечь Мэдисон-авеню.) Властвовать над этим городом? Я был разбит наголову, не успев приступить к его завоеванию, я никогда не научусь повелевать этим грязно-серым, сиплым городом-динозавром. (И так никогда и не научился!)

Во время своих трамвайных странствий я видел — но был слишком удручен, чтобы этому обрадоваться, — настоящих живых итальянцев, китайцев и негров. Помнится, а может, это мне после приснилось, но помнится, что из окна трамвая я с изумлением пялился на сказочный дом-утюг, самое высокое здание во всем мире — раз в семь или восемь выше того дома в Соук-Сентр, где помещалась редакция «Уикли эвеланч», ложа масонов и фотография. Но в конце концов каким-то чудом я оказался возле кирпичного сарая, который и был Центральным вокзалом, и забился в грязный вагончик поезда, направлявшегося в Нью-Хейвен.

Даже если бы не было темно, я вряд ли рассмотрел бы — до того я был измучен и обескуражен — яблоневые сады Коннектикута и холмистые поля, пересеченные каменными оградами, увидеть которые мечтал вот уже пять лет. Я попросту спрятался в своем вагоне, который, как это ни странно, все-таки привез меня в Нью-Хейвен.

С чемоданом в руке я сошел с перрона и пошел по улице — довольно тихой — в поисках гостиницы. Кажется, гостиница, в которой я остановился, не отличалась особыми достоинствами. Прямо сказать, это была из рук вон плохая гостиница: в ней было душно, в ней были плоские жесткие подушки и не было водопровода. Но мне она показалась райской обителью: в ней все дышало покоем, и мне было отрадно сознавать, что ее стены не обрушатся и не уничтожат меня, как это пыталась сделать нью-йоркская толпа.