Роман ринулся на двор, и здесь его вырвало. Шатаясь, побрел к колодцу. Колодец был старый, куда старше дома — сруб уходил глубоко, до самой водоносной жилы. Роман загрохотал цепью, спуская ведро. Слышал, как оно стукается о стенки колодца. Вода была чистая, вкусная и такая холодная, что стыли зубы. Хорошая вода. После первого глотка полегчало, жжение в желудке унялось. Роман набрал в легкие побольше воздуха и обрушил на себя ледяную воду. Вмиг бросило в жар, тело закололи тысячи иголок. Роман облился второй раз и третий. Потом напился. Потом взял ведро с водой и направился обратно к дому. Несмотря на отмытие и питие водное, колдуна все равно шатало, и на крыльцо он взошел после второй попытки.
Заглянул в боковую комнатку. Друзья его спали — слышалось их ровное дыхание. В комнате пахло сырой шерстью, немного перегаром и еще теплом. Тепло тоже пахнет, если оно от живого огня — печное. Роман прислушался. Если кому-нибудь из друзей было бы сейчас плохо, он бы различил. Но ожерелье даже не дрогнуло.
— Погляди, занавески насквозь прожгло, — громким шепотом говорила хозяйка на кухне. — А букет из бессмертников… Один сор. Сколько раз говорила: не пои кого ни попадя.
— А чего он заладил: «Колдун, колдун!» — оправдывался хозяин. — Так бы и сказал: язвенник. Хотя для язвы самогоновка — самое первое лекарство.
Роман вернулся на кухню.
— Да ерунда все, — успокоила гостя Татьяна. — Убытку, считай, никакого. Занавески старые были, бахрома вся повылезла.
— Сейчас поправим, — сказал господин Вернон и плеснул водой на занавески.
Волна воды побежала вверх, к потолку, вспенилась и опала. Ткань переменилась — из обгорелой сделалась яркой, новенькой, легла пышными складками. Бахрома, в самом деле поредевшая, вновь загустела.
Господин Вернон полюбовался работой, потом плеснул в сторону пострадавшего шкафчика, на полке которого чернела залепленная пеплом вазочка с несколькими обугленными ветками — все, что осталось от зимнего букета. Вода брызнула, и вновь засияли помутневшие стекла, следы сколов, ожогов, царапины — все исчезло на деревянных полках и створках, вазочка вытянулась, блеснула новенькой синей эмалью, а на черных ветках закачались разноцветные стеклянные колокольчики. Несколько штук, правда, тут же сорвались с тонюсеньких веточек и разбились. Не бесследно, значит, тот стакан в желудок ухнул. Да, не бесследно — в голове у Романа до сих пор позвякивало.
Огненный у дядя Гриши самогон.
