Роман не ответил. Ему просто нечего было сказать.
— Ты ее любишь?
Стекло слабо дзинькнуло, дробясь.
— Люблю. — Он считал, что после такого признания говорить больше не о чем.
Но Тина считала иначе:
— Все-таки ты скотина. И ты надеешься, что я тебя прощу?
— Разумеется, не простишь. Я ведь не прошу у тебя прощения.
— Ах вот как! Ты еще и издеваешься?! — Губы у нее запрыгали. И руки онемели — в этот раз обе. И стали как лед.
— Ничуть.
— Но я же люблю тебя! — выкрикнула Тина.
— Надя, давай не будем… — О, Вода-царица, он назвал ее Надей!
Эта оговорка ее добила. Еще миг назад она на что-то надеялась. Уверяла себя, что таинственная красавица — прихоть, блажь, не более чем стекло, одно изображение. Но теперь стало ясно, что надеяться глупо.
— Что ж мне теперь делать? Что прикажешь делать? Собрать вещички и идти?
Он отрицательно покачал головой:
— Тебе некуда идти, и самостоятельно практиковать ты еще не можешь.
Она пошатнулась, как от удара:
— Вранье! Я могу! Все могу! Вот увидишь!
Она убежала к себе в комнату.
Даже через коридор, сквозь стены он слышал, как она кричит в голос, задыхаясь от боли. По тому, как дрожали стекла в окнах, ясно было, что она в ярости. Надо пойти к ней и поговорить. Только что сказать? Как утешить? Впрочем, выход есть.
«Радуйся, Тина, я могу творить чудеса!»
Колдун спустился вниз, на кухне отыскал хрустальный бокал, налил из бутыли пустосвятовской воды. Постоял, раздумывая. Никогда прежде он не пользовался этим заклинанием. Дед Севастьян остерегал: только если крайний случай. А как разобрать, крайний случай или нет? Но он не мог позволить, чтобы Тина страдала. Он почти физически ощущал ее боль. Колдун снял с мизинца серебряное кольцо с зеленым ноздреватым камнем и спрятал в ящик, чтобы не помешало. Потом прошептал заклинание. С помощью колдовства любая проблема разрешается быстро и просто. Даже слишком просто.
Роман поставил бокал на поднос и пошел наверх, ступая медленно, торжественно. Он шел к Тине, а думал о Наде. И улыбался так, будто в самом деле шел к Наде. Ступени деревянной лестницы скрипели на все голоса — каждая по-своему: одна испуганно, другая протяжно, третья приветливо. Он не замечал, что лестница давно не метена и в уголках скопился сор. Он думал о Наде.
Едва он постучал, как Тина распахнула дверь.
— Чего тебе? — В глазах стояли слезы.
О, Вода-царица, как ей больно. Но это вполне поправимо. Он протянул ей бокал:
— Выпей. Это заговоренная вода. Твое чувство ко мне тут же испарится. Мы будем друзьями. Хорошими друзьями на всю жизнь.
