Тина остановилась перед высоченными воротами и осторожно постучала. В воротах открылось окошечко, в нем появилась бритая голова охранника:
— Чего тебе?
— Мне бы к госпоже Аглае.
— Записываем за месяц вперед, — буркнул охранник. — Запись — пять баксов. Наличными. Рубли не принимаем.
— Погодите, — запротестовала Алевтина. — Я не на прием. Я ассистенткой работать хочу.
— Ассистентки не треба, — объявила голова, и окошечко захлопнулось.
У Алевтины задрожали губы. Но она справилась с собой и постучала громче, настойчивее:
— Хочу поговорить лично.
— Вали отседова, козявка, — рявкнул охранник, — пока тебя в курицу госпожа не обратила.
Алевтина кинулась бежать и очнулась только у дверей магистра черной магии Гавриила Черного. У Гавриила охранника не было, и Тина зашла в приемную. Выкрашенные в черный цвет стены, черный сверкающий пол, потолок тоже черный. За полированным столом сидела секретарша, ослепительная блондинка в белом брючном костюме.
— Девочка, какие ассистентки, — устало махнула рукой блондинка, едва Тина заговорила. — Тут каждый день минимум три длинноногие приходят, трясут грудями и просятся на работу. Раздеваются по первому требованию и даже без всякого требования и в приемной, и в кабинете.
— Но у меня колдовской дар, — теряя уверенность с каждой минутой, упавшим голосом поведала Тина.
— Милая моя, в Темногорске у каждого второго колдовской дар. Главное — вовсе не дар, а Синклит… понимаешь, Синклит?
— Не понимаю, — призналась Тина. — Разве мы в Древней Греции?
— О чем нам еще говорить? — Секретарша поджала губы и отвернулась, давая понять, что разговор закончен.
Целый день Тина бродила по ухабистым и грязным улицам Темногорска, тычась в высокие ворота и железные двери. Порой охранники бросали на нее любопытные взгляды, порой ее пускали в приемную, но здесь все объяснения и заканчивались.
Наконец Тина рухнула на скамейку под огромным кленом и разрыдалась. Но слезы почти сразу высохли, даже плакать не осталось сил. Она достала косметическую салфеточку и долго терла разгоряченное лицо.
Какой-то сильно подвыпивший небритый парень в грязной куртке и мятых брюках плюхнулся рядом.
— Ну как, детка, плохо в Темногорске жить? — Он подмигнул Тине, будто сказал нечто чрезвычайно смешное.
— Плохо, — согласилась Тина. — Как и всюду.
Она хотела встать и уйти, но усталость тянула пудовыми гирями к земле.
— Вот и я говорю: хреново. Простым смертным всегда хреново. А колдунам — еще хреновее.
