Близился Новый год, и скоро должна была прийти машина, привезти зарплату. На этой машине, как я понял по настроению людей, бригада уедет домой.
И тут у меня созрел план.
Деньги привозили обычно к двум-трем часам дня. Я вышел в тундру подальше от палаток, встретил машину, честно рассказал шоферу с кассиром, в чем дело, и попросил:
— Поезжайте назад, а завтра привезите на мою зарплату все, что сумеете достать хорошего к праздничному столу.
Они уехали, я вернулся как ни в чем не бывало в палатку. А бригада ждет машину. Не пришла сегодня, — значит, придет завтра. Иные не смотрят в мою сторону, но ясно: мысленно они уже на пути к дому. Вслух же об этом ни слова.
Утром с трудом выпроводил всех на работу. Смотрю: зажглись костры. Значит, дела не будет.
Часов в десять пошел в тундру — встречать машину…
Подъехали тихо, незаметно. Разложили на кроватях богатое — от души постарались кассир с шофером! — праздничное угощенье.
Я побежал за бригадой.
— Ребята, собрание!
Пришли. Видят: стол накрыт по всем правилам. Настоящий праздник!
— С Новым годом, — говорю.
— С Новым годом! — отвечают.
Перекусили, согрелись. Разговорились. А на улице лютая стужа, палатка наша бьется, трепещет на ветру.
— Ну, а теперь, — обратился я к рабочим, — ваше слово.
Как сейчас помню, встает Николай Шевцов, здоровый парень, богатырь. Посмотрел на меня пристально, улыбнулся, оглядел всех, вздохнул.
— Ну, что же, — сказал он, — наше слово твердое. Сделаем, братухи, рудник!
Больше никакой агитации не потребовалось. Мне было важно, чтобы люди сами поняли, какая задача перед ними встает, какая ответственность на них ложится: чтобы каждый сам сделал выбор — уезжать с Алы или оставаться.
Остались все до единого. Пошли на работу и два года не покидали палаток. Долг и дружба победили. Когда мы, построив рудник, вернулись в Заполярный, руководители треста долго допытывались: как же удалось поднять людей на такой героический труд? «Учился у Макаренко», — отвечал я.
Потом, уже позднее, рабочие говорили мне: «Ты — мужик, конечно, хитрый. Но все, правильно!»
Работали тяжело, но бывали у нас и радостные дни.
Однажды появились люди в огромных тулупах и меховых шапках — писатели. Стоят наверху, на кромке котлована, закутаны по самые глаза, а мы внизу — без телогреек, в резиновых сапогах, пот с нас льет градом — долбим землю пудовыми кувалдами. Пар стоит над котлованом. Выбрались наверх, повели гостей в палатку, поставили на печку чайник. Ребята на глазах у писателей переодевались, снимали сапоги, стряхивали с портянок лед.
