— Ты же уволил оператора!
— Найдите нового! Перерыв двадцать минут.
Через два часа:
— Снимаем! Свет! Все по местам! Готовы?
— Блюда?
— Нет. Вы готовы?
— Всегда готовы! (Салютуют).
— Тишина на площадке!
Голос из-за декораций:
— Тишину к телефону!
Тишина убегает.
— Это сумасшедший дом! Я не понимаю, кого снимать! К дьяволу все! Ухожу! Перерыв десять минут. Кофе мне.
Через час:
— Наговорилась, солнышко?! (Натужная улыбка).
— Всего две минуточки. Я готова.
— В кадр! Снимаем! Готовы?
— Мы или блюда?
— Все. Снимаем. Зажгите свечи. Дым. Дали дым… Эй, ды-ым! Где Далидым? Найти далидыма!!
Через час:
(Слабым голосом):
— Где я?
— Ничего, ничего. Сейчас сделаем укол, и все будет хорошо.
— Ты кто? Почему в халате? Костюмера ко мне!
Бородатый врач:
— Лежите, лежите. Вам нельзя волноваться.
— У-у-уйди-и-и! Эй, кто там! Уберите посторонних с площадки! Снимаем! Свет! Готовы?
— Хрен-брюле растаял.
— К черту! Хрен с ним, снимаем так! Свечи, хлопушку в кадр! Мото-ор!
Кто-то с хлопушкой:
— Кадр шишта шишдишат шиштой, дубль пять, хлоп!
Герцогиня в кадре:
— Ах, ну почему-у же он не пришел?
— Стоп. Снято. На сегодня все. Всем спасибо. Директора ко мне.
Подбегает директор.
— Сема, оператора восстановить, мотор достать.
Падает на носилки, уезжает на «Скорой» в неизвестном направлении.
Смур-1. (Фантастические стружки)
Собрались как-то на совет герои всяческой фантастики. Сидят, пригорюнившись, жалуются на свое житье-бытье. Встает, к примеру, огромный, лохматый и расхристанный дядька в ядовито-зеленом камзоле, дурацких малиновых штанах с бубенчиками и с обручем на голове. Может, кто над ним и посмеялся бы, кабы не руки по локоть в земляничном соке да не два меча. Тоже в земляничном соке. Встает, значит, пошатываясь, и говорит:
— Я, говорит, блаародный дон Румаатаа Эстоонский-ик! Веселый я человек получился, только вот пьян вечно-ик! как дон Тамэо. И постоянно-ик! лупаю глазами. Вот добраться бы мне до авторов моих, уж я бы-ик! лупанул…
Он потащил из ножен меч, но поскользнулся и упал под стол. Так и остался, бедняга, лежать, лупая глазами.
А с мест поднялись трое — высокий тощий старик с печальным лицом, которого с двух сторон поддерживали собака с огромной головой и жуткого вида ракопаук, изредка подвывающий от страха перед самим собой. Старик скорбно пожевал губами и тихо произнес:
— Вы вот что, товарищи… Можно, я лягу?
Все переполошились, а голован успокоил:
— Не беспокойтесь, он всегда так. Это Глеб… э-э… Леонид Ильич… э-э… Андреевич Горбовский.
