— Здравствуй, царевна-недотрога! Ты что это похудела? Болела?
— Нет, что вы! Здравствуйте, — невпопад отвечала Полина, и ей казалось, что Поляков стиснул ей не руку, а сердце: так часто оно колотилось.
— Ну, как живешь?
— Спасибо, ничего. — Поля одергивала, халат и старалась не встречаться с черными, обжигающими ее глазами.
— Да, давненько мы не виделись. Ты тогда в кино была с мужем?
— Муж.
— Так и не говорит, значит?
— Нет.
— А я с женой был. Видела?
Поля промолчала.
Заглядывая ей в лицо, Поляков усмехнулся, понизил голос:
— Вот мою да твоего бы — вместе.
— Семен Авдеевич, вы что! — вспыхнула Поля.
— А что? — продолжал посмеиваться Поляков. — Мы-то с тобой разве не пара?
Губы у Полины дрогнули, Поляков заметил, заговорил громко, привычно:
— За работой твоей слежу — молодец! К маю снова премируем.
— Спасибо.
— Чего спасибо — за дело! Был я вот в Москве — знаешь, как скоро разворачиваться будем? Карточки отменят, свободная торговля! Завалим тогда товарами, только торгуй! Жалобы пишут? — кивнул Поляков на клеенчатую тетрадь, висевшую на шнурке сбоку от витрины.
— Есть, мелочь всякая, — приходя в себя, отозвалась Полина. — Спасибо не скажут, а это разве долго.
— Покажи.
Поляков бегло просмотрел записи и, оглянувшись, разорвал тетрадь, сунул в карман.
— Семен Авдеич! — ахнула Полина.
— Спокойно, спокойно! — остановил Поляков. — Завтра получишь чистую.
Он взглянул на часы, преувеличенно громко удивился:
— Смотри — семь! Закрывай, чего же ты? Провожу немного — не прогонишь?
— Как хотите, — осторожно ответила Полина.
На улице она оживилась, скованность ее исчезла. Наедине с Поляковым Поля всегда чувствовала себя неловко, неуверенно, словно опасаясь чего-то. А здесь шли люди, ранние сумерки были полны голосами, движением, скороговоркой ручейков.
— Весна! — взволнованно вглядывался Поляков в этот беспечальный весенний мир. — Душа поет!
Он взял Полю под руку, она, словно невзначай, отстранилась.
— Осторожно! — тут же воскликнул он.
Поднимая брызги, прошла машина. Поляков потянул Полю в сторону, крепко зажав ее локоть, да так и не отпустил. Поля снова попыталась высвободить руку — Поляков, беспечно рассказывая о Москве, прижал локоть крепче.
Поля свернула в сторону — по этой улице ни она, ни Федор обычно не ходили, вряд ли здесь могли встретиться и знакомые. Да ничего в этом плохого нет, немного пройдет, поговорит с человеком — и все.
На перекрестке ручей растекся, синий снег предательски набух. Прежде чем Поля успела оглядеться, Поляков подхватил ее под мышки, стиснув грудь, и рывком перенес на мостовую. На какую-то секунду Полину обдало запахом табака, одеколона, теплом сильного тела. Хорошо еще, что было темно, — лицо ее горело.
