— Тебе что-то сегодня сгоряча показалось, ты уж и на дыбы! А ведь ты самого простого не знаешь. Вот дали мне двадцать килограммов колбасы, десять кругов. А они шпагатом перетянуты, концы я срезать должна — это все вес. Откуда я его должна брать? Чем вот так обижать — пройди по магазинам, посмотри — все ведь так делают.
Федор Андреевич перечеркнул написанное, перевернул лист, быстро написал: «Почему не даешь сдачу?»
— С чего ты взял?
— «Сказали».
— Не знаю, кто тебе сказал, — пожала плечами Полина. — Бывает, одному гривенник не сдашь, когда мелочи нет, с другого когда и рубль недополучишь. Раз на раз не приходится, это торговля.
Ответы жены звучали естественно, и, снова заколебавшись, Корнеев пошел напрямую:
— «Поля, ты обманываешь меня».
Резкая гримаса исказила Полино лицо. Она смяла лист, судорожно порвала его, срывающимся голосом повторяя:
— Вот! Вот!
И, дав вылиться своему гневу, упала на кровать, заплакала злыми слезами.
— Мука какая-то!.. Люди худого слова не скажут, премии дают, а муж воровкой считает! Господи, за что, за что!
Бледный, с подергивающимися губами, Федор Андреевич гладил вздрагивающие плечи жены, но на душе у него легче не становилось.
В этом положении и застала их Агриппина Семеновна.
— Ай не поладили? — молниеносно оценила она обстановку. — Чевой-то?
— Тетечка, — Полина подняла мокрое, припухшее от слез лицо. — Житья нет! Воровкой считает. Ни днем, ни ночью покоя нет, все попреки! Жизни не рада!
Она рыдала все горше.
— Это ты чевой-то? — шумно задышав, двинулась Агриппина Семеновна на Корнеева. — Тебе что тут — война? Там не намахался, так дома надо? Так, что ли?
Корнеев сидел, не поднимая головы и не слушая, что говорит Агриппина Семеновна.
— Ты мне в молчанку не играй, — негодовала тетка: — Воровка! Ты кому такое слово, бесстыдник, сказал? Она тебе кто — жена или сучка какая? За что срамишь? Другая на ее месте в золоте бы ходила — вот та и воровка! А она, может, там какой кусок уберегла, так опять же тебе его, дураку, и принесла! Что она — для себя старается? Тебе бы ей в ножки поклониться, а ты ее за горло хватаешь. Умник!
— Да ничего я и не беру! — плакала Поля.
— А и взяла бы — грех небольшой! — разошлась Агриппина Семеновна. — Нынче только одни никудышники не берут — жить надо! — Тетка снова набросилась на Корнеева. — Ты что, вагон с войны привез? Блюда рассеребряные да ковры шемаханские? Да если б не она — ты бы уж кулак свой догрызал! Привалило дураку счастье, а он кобенится — тьфу!
