— Хозяйка, принимай товар.
— Федя, отпусти людей, — попросила Поля, — Я сейчас…
Испытывая чувство неловкости — взгляды всех присутствующих устремились на него, — Корнеев встал за стойку, вопросительно посмотрел на ожидавшего человека.
— Стаканчик плесни.
Федор Андреевич налил стакан вина, закопался в грудке мелких монеток.
— Ладно, — отмахнулся покупатель. — Ты вот у жены поучись. — И заключил не то восхищенно, не то осуждающе: — Ловка!
Уши Корнеева загорелись. «Вот опять то же!..» Раздумывать, однако, было некогда: подошел следующий.
Полина ничего не слышала. Возчик носил все новые и новые ящики, составлял их у стены один на другой, а она быстро пересчитывала зеленые бутылки, закрытые обжатыми металлическими колпачками.
Наконец сто сорок бутылок «Театрального напитка» — ядовито окрашенной жидкости — были приняты. Полина расписалась в накладной, нырнула под стойку, засмеялась:
— Ну, продавец, можешь быть свободен.
Федор Андреевич взвешивал полкилограмма колбасы. Длинная узкая стрелка механических весов не дотягивала до цифры 500. Корнеев положил на чашку большой довесок. Полина отстранила мужа; широкий нож отхватил от довеска почти половину, тонкий ломтик, с маху шлепнувшись на чашку весов, заставил стрелку перемахнуть за контрольную цифру.
Пораженный Федор Андреевич перебрался в угол и стал наблюдать за женой. Ловкие руки Полины проворно разливали вино, мелькали у весов, отсчитывали сдачу — работала она быстро, даже красиво. Небольшая очередь у стойки исчезла.
Полина снова взвесила колбасу, как всегда недовесив несколько граммов, и случайно встретилась со взглядом Федора. Он смотрел на нее, широко раскрыв глаза. Внутри у Полины все закипело: не сидится дома, контролер какой! Нет, надо его отвадить отсюда, делать нечего!
— Перерыв! — зло крикнула Полина.
Не слушая двух стариков, она надела пальто, подошла к Федору.
— Идем.
Дома, едва раздевшись, Федор Андреевич присел к столу, широкий тетрадный лист покрывался торопливыми строчками.
— Строчишь уже? — проходя мимо, раздосадованно спросила Полина. — Не старайся, я тебе и так отвечу. Слышишь?
Корнеев продолжал писать.
Сдерживая себя, Полина старалась говорить как можно спокойнее и убедительнее.
— Пойми ты самое простое: нельзя так вешать, как ты! Одному десять граммов передашь, другому — ты знаешь, сколько за день наберется? А чем я покрывать должна? Зарплатой? Она у меня триста рублей, не хватит!
Заметив, что муж придержал карандаш, Полина заторопилась, голос ее звучал мягче:
