— Клюнули, — произнёс Стас, не скрывая удовлетворения. — Там ищут.
Личиноголовый показал ему на тропу.
— На снимке спутника она ведёт к воротам дачного поместья. В полукилометре отсюда перекрой её.
Стас опустил сумку в густой кустарник дикой малины и, сторонясь тропы, бесшумной тенью растворился за деревьями.
— Тебе придётся выполнить опасную задачу, — обратился личиноголовый к Владу, внимательно просматривая в бинокль прибрежный низ склона.
— Наконец-то, — высказался Влад с издёвкой, чтобы скрыть нервную дрожь волнения. — А то заскучал от безопасных забав с погонями и стрельбой.
Ему показалось, личиноголовый не просто пропустил мимо ушей это замечание, а вовсе не слышал его, поглощённый своими непонятными заботами.
— Видишь дуб? — Средним пальцем правой руки личиноголовый указал на большое, старое дерево, широкий ствол которого накренился под тяжестью лохматой шапки густых ветвей и листьев, оно выделялось лунным светом, который струился через прореху в рваных облаках. Не сомневаясь в ответе, он продолжил: — Спустишься к озеру. Чтобы сбить со следа ищеек, пройдёшь в воде десяток шагов и выберешься на тропу. По ней пробежишь к дубу, залезешь в крону. Оттуда трижды мигнёшь фонариком поперёк склона, так, чтобы заметили в месте собачьего лая.
И он отжал внизу куртки пружинный разъём кольца, отцепил фонарик, который был не толще большого пальца, протянул Владу. После чего вынул из кармана полиэтиленовый пакет, опустил в него свой пистолет с глушителем, снял с предохранителя и завязал открытый край пакета не пропускающим воздух узлом.
— Иди же! — сказал он нетерпеливо. — Скучать не придётся, не сомневайся.
Влад проглотил вопрос, стрелять ли ему, и решил действовать по обстоятельствам. Покинув тени деревьев, он спустился к кромке озера. Стараясь не шлёпать и не набрать воды в десантные ботинки, прошёл по прибрежному дну до куста, ветви которого концами длинной листвы касались глади водной поверхности, перешагнул на густую траву и, приминая мягкое разнотравье, в два шага оказался на тропе. Лай на склоне растворила ночная тишина. В этом не было ничего хорошего. Отсутствие хотя бы тявканья вызывало тревогу от неизвестности, где же теперь собаки. Подстёгиваемый этой тревогой, он побежал вдоль берега к крепкому старому дубу, ещё на бегу жадно пожирая глазами накрытый тенью и изрытый морщинами толстый ствол в поисках подходящих для лазанья прочных ветвей и сучьев. С неожиданной для себя сноровкой забрался наверх и очутился среди переплетения корявых и царапающих веток, обвешанных крошечными желудями. Укрытый слоями листвы, он почувствовал себя уверенней, успокоил волнение и вспомнил про фонарик. Как ему было сказано, просигналил вдоль склона и весь обратился в слух.
