Смерть бродит по лесу | страница 3
По привычкам и склонностям Фрэнсис Петтигрю был городским жителем. Его трудовая жизнь прошла в Темпле, где открывавшаяся из его каморки панорама ограничивалась элегантной кирпичной кладкой семнадцатого века в двадцати шагах от окна. (Когда немецкие бомбы, снеся дальнюю сторону Внутреннего инна, в одночасье расширили открывавшийся ему горизонт до противоположного берега реки, он растерялся так же, как выпущенная в лесу канарейка.) Его знание Англии за пределами Лондона ограничивалось по большей части городами Южного судебного округа, имеющими ассизные суды[2], и домиком в центре Маркгемптона, который представлялся ему очевидным пристанищем после выхода на пенсию.
Он не взял в расчет свою жену, молодую женщину, которую он так неожиданно — и так счастливо — приобрел в награду за правительственную службу во время Второй мировой. В частности, он не учел тетушку жены, вдову, с которой никогда не встречался и про которую редко слышал. Когда эта дама умерла, долгие годы пробалансировав на грани маразма, оказалось, что племяннице, вместе с прочей собственностью, она оставила крошечный домик, в котором он теперь и проживал. По получении наследства он решил, что они от него избавятся, и приехал с Элеанор осмотреть его проформы ради. Он бросил один взгляд за окно кабинета, спросил себя, что делал глазами все эти годы, и признал свое поражение. Окончательно планы расстроил цейссовский бинокль дяди Роберта, находившийся все еще в отличном состоянии.
— Если не случится чего-то очень и очень радикального, — заметил он за ленчем жене, — я окончательно впаду в апатию.
— Звонила леди Ферлонг, спрашивала, может ли прийти к чаю, — сказала Элеанор. — Возможно, она окажется достаточно радикальной.
Леди Ферлонг была старейшиной Восточного Тисбери. Духовно она принадлежала к приходской общине основного Тисбери и своей миссией считала привлечение любого новоприбывшего к жизни прихода. Отдаленная родственница лорда Маркшира, она бестактно напускала на себя собственнический вид во всем, что касалось окрестностей. До конца чаепития было еще далеко, а Петтигрю уже обнаружил, как трудно ему не поддаться иллюзии, что он всего-навсего скромный арендатор, к которому явился с инспекцией хозяин, а не землевладелец или, во всяком случае, супруг землевладелицы, принимающий у себя равного, чьи поместья едва ли больше его собственных.