Как же обстояло дело в области военной экономики и вооружения? Баланс продовольственного и сырьевого положения Германии в начале Второй мировой войны не оставлял никакого сомнения в том, что запасов, поскольку они не полностью производились в самой стране, хватит максимум на 9—12 месяцев ведения войны. (Зависимость от заграницы: цинк — 25 %, свинец — 50, медь — 70, олово — 90, никель — 95, бокситы — 99, минеральные масла — 65 и каучук — 80 %.) Необходимо было с самого начала радикально перестроить хозяйство на войну и перейти к планированию на длительный срок. Но формулирование и приоритетность различных производственных программ показывали, сколь мало высшее руководство исходило из целеустремленного, единого, охватывающего всю войну в целом плана, в котором как военно-политическая, так и экономическая сторона ведения войны в равной степени согласовывались бы друг с другом. В надежде быстро закончить войну оно только до лета 1941 года более 10 раз перерабатывало программы военного производства и заново определяло приоритетность тех или иных его отраслей. Начальнику управления военной экономики и вооружения ОКБ [генералу Томасу] даже пришлось в конце концов просить однозначно разъяснить ему, «что же действительно является самым важным». То на первом плане стояло производство боеприпасов, то программы выпуска подводных лодок и самолетов, а затем центр тяжести снова переносился на танки и химические вещества и т. д.
Эта вызывавшая большую нервотрепку борьба за приоритет в программах интересов между тремя составными частями вермахта (сухопутными войсками, ВВС и ВМФ) являлась не в последнюю очередь результатом недостаточной координации между ОКВ и главными командованиями сухопутных войск, военно-воздушных сил и военноморского флота. К тому же руководящие лица рейха только весной 1941 года пришли к пониманию того, что на случай более длительной войны гораздо важнее расширить сырьевую базу, чем просто увеличивать выпуск оружия и боеприпасов. Слишком медленное расширение германской военной экономики, несомненно, было решающей ошибкой. Однако это вовсе не значит, что она была для рейха равносильна потере «любого шанса на победу». Не идет здесь речь и об «упущенной возможности».
Ведь ни крупные достижения в эру Шпеера (1942–1945 гг.) в военной промышленности и экономике благодаря более совершенной организации производства, а также новым мерам по рационализации и тотальной мобилизации германской и иностранной рабочей силы, ни исчерпание хозяйственного потенциала захваченных областей неспособны были в конечном счете изменить тот факт, что даже и без усиленной воздушной войны германское производство готовой военной продукции могло быть повышено по сравнению с его максимальным уровнем (ср. июль 1941 года) всего лишь на 20–30 %. Но тогда бы военное производство натолкнулось на слишком низкий уровень покрытия сырьевых потребностей, на то узкое место, которое неизбежно должно было ограничить его. Ведь поддававшийся предвидению прогресс вражеских держав в области военного производства был столь огромен (уже в 1943 году соотношение ударной боевой силы между Германией и Японией, с одной стороны, и Соединенными Штатами, Великобританией и Советским Союзом — с другой, равнялось 1:3,4; к тому же противник (прежде всего США) мог почти совершенно беспрепятственно производить эту продукцию), что отставание Германии становилось бы все большим и при дальнейшем росте производства.
