— Вот теперь вам ясно, в чем состоит смысл нашей работы? — прервал вопросом его затянувшиеся размышления Устиян. — Я хотел вместо длинного рассказа, который неминуемо носил бы несколько абстрактный, отвлеченный характер, на одном примере показать вам, чем мы занимаемся и каково значение нашего труда для общества.
— И много их, Гнидюков, еще на свободе?
— Придет время, все узнаете. Пока у нас лишь, как говорят, вводная к вашему ближайшему будущему. Но не надейтесь, что останетесь без забот, — улыбнулся майор, — пока, к сожалению, их хватает. Самых разных… Вот представьте себе, что сигнал, по которому мы выходим на след человека, подозреваемого в преступлениях, оказывается ложным, клеветническим. И так ведь случается. Сосед написал на соседа, оскорбившись по мелочи, по пустяку… Или кому-то показалось, что он в случайно встреченном человеке опознал бывшего полицейского, который арестовывал его отца-подпольщика… Сколько надо такта и умения, чтобы все проверить, не нарушив спокойствия людей, не бросив тень на их репутацию, бережно отделить правду от выдумки.
Майор Устиян о своей работе говорил с подчеркнутым уважением, этого Алексей не мог не отметить: особый характер ее предполагал и особое к ней отношение.
— У меня тоже есть к вам вопрос, Алексей, — вдруг сказал Устиян.
— Пожалуйста.
— У нас, фронтовиков, свое отношение к предателям, к пособникам гитлеровцев, к военным преступникам. Мы видели то, что не дай бог когда-нибудь увидеть вам, молодым… Но наше поколение розыскников постепенно уходит — жизнь течет по своим законам. А работа недоделана, еще не весь мусор войны выметен из нашего дома. И вот я в последнее время часто думаю: сможете ли вы, молодые, завершить то, что мы считаем своим священным долгом перед погибшими и живыми?
Это был, судя по тону, для майора далеко не риторический вопрос.
— Не отвечайте мне сейчас, — сказал майор, — просто не забудьте наш разговор.
Уже давно закончился рабочий день, в гулких коридорах установилась тишина, одно за другим гасли окна, а они все разговаривали. Алексей неожиданно даже для себя рассказал Устияну о письмах Ирмы Раабе, о своем дяде Егоре Адабаше, который погиб, когда его еще не было на свете.
— Советский офицер не мог тогда жениться на немецкой девушке, — рассудительно сказал майор.
— Я знаю, — горячо воскликнул Алексей. — И не сомневаюсь: и Ирма знала это, и уж тем более Егор Иванович! Но какая светлая любовь! Хотелось бы увидеть эту Ирму!
