— Не поверите… Честное слово, не нервничал, — улыбнулся он. — Я ведь раньше испытал ударные перегрузки. Меня сбрасывали вместе с креслом… Десятки раз. Знаю, как земля проваливается вниз, как сдавливают перегрузки… Я уж был готов к полету. После всех тренировок выработался прочный рефлекс и на удар, и на падение, и на приземление… Отсюда и спокойствие.
— Так вот, сижу, поглядываю в открытый люк, — продолжал Богдан. — Вижу, подходят конструкторы, космонавты… Юрий Гагарин спрашивает: «Высоты не боишься?» — «Нет, — говорю, — я старый высотник. Частенько заглядывал в космос в барокамере, правда, на вашей высоте еще не был». — «Побываешь. У тебя все впереди, хотя и старый высотник». Видно, слова «старый высотник» не вязались с моим возрастом — мне двадцать один год, — они всех рассмешили. Закрыли люк. И конструкторы, и космонавты пожелали мне счастливого полета. Слетал. Подбежали космонавты. Павел Попович говорит: «У меня спина заныла, когда увидел падение вниз».
На лице Владимира Комарова удивление: «Ты улыбаешься?..» В общем, всех почему-то смутила моя улыбка. Вышел я из корабля, сел на стул. И тут посыпались вопросы от космонавтов. Расспрашивали обо всем: какие были перегрузки? Как «вели» себя ноги, руки? Открывал ли я рот при падении?.. Больше всех интересовался Комаров. Он ведь собирался лететь на первом «Восходе». Юрий Гагарин, слушая меня, признался: «Пока все, что мы делаем, не укладывается в голове». Вспомнил, что я чувствовал при его полете. Не укладывалось в голове, что в космосе летает человек. Я был потрясен… Видно, все новое, что происходит впервые, действует необычно, не сразу вырисовывается в нашем воображении.
Мы всегда на пороге чего-то нового. Всегда нас ждет неизвестность. И мы шагаем в нее. Нам надо раскрыть ее до начала полета. На это и уходит наше время, наши поиски. Как поется в песне: «У нас еще в запасе 14 минут…»
«ИДУ НА ЭКСПЕРИМЕНТ…»
Мы идем с Богданом по улице. Шагаем не спеша: не хочется расставаться с хорошей погодой. Утро теплое, ласковое. Дышится легко, свободно. В ближнем сквере на все голоса заливаются птицы. Богдан останавливается, слушает.
— С собой бы взять эти голоса, — говорю я, намекая на его длительный эксперимент.
— И возьму, — отзывается он. — Все утро возьму…
Нос к носу столкнулся с ним какой-то паренек, ругнулся и вдруг встал как вкопанный — на груди Богдана увидел красную с белыми просветами планку ордена Красного Знамени. Это его поразило, Они, видимо, сверстники. Уважительно уступил ему дорогу, проговорив:
