Белобрысый сглотнул слюну и оглянулся на Николая.
— Ты — не бойся, я — аккуратно, — пробормотал он, взбираясь на табурет. — Да тут всего и делов-то… Х-ха!
И жахнул ломиком в указанное место.
Брызнули на пол изразцы, посыпалась цементная крошка, запахло сажей. Грохнул на пол кирпич, за ним — другой. А потом подряд еще три штуки. Здесь Николай, все еще не отдышавшийся, ненадолго закрыл глаза, как бы соображая, мало это или много — целых пять кирпичей. А когда снова вынырнул из паленой мути, насчитал кирпичей уже штук шесть. Или восемь.
— Что, нашли? — зло усмехнулся Николай. — Вы ищите, ищите… козлы! — и снова попытался вырваться из-за стола. Но мужики ему свободы и на этот раз не дали. А тут уже и Белобрысый спрыгнул на пол. Подвинул табурет к столу. Сел, смущенно пряча ломик в ногах:
— Да нет там ни хрена! Налейте, что ли…
Тотчас же и налили, Николаю опять больше всех. Тому и в горло уже не лезло, а выпил, чтобы только ни о чем больше не думать. Жалко печь, а себя все одно жаль сильней. А дом, один черт, продавать… Что им с Толькой, скажите, здесь делать?
Пили все. Один Семенов к стакану не притронулся. Прошелся вдоль стола, смущенно почесывая за лохматым ухом.
— Ошибся я, мужики! Маху дал, — наконец, сказал он. — Разве кто умный в печку стал бы золото прятать? Вот лично я его под половицу бы положил… для примера, вот здесь, — топнул он ногой, останавливаясь у стены. — Да тут всего-то одних пустяков — доску ломиком подцепить…
И подцепили. Чуть позже. Когда за «голландку» выпили.
Все пьянели, лишь один Семенов трезвость с лица не прогонял. Елозил глазами по стенам, цеплял взглядом старые фотографии. Прошелся по дому, ненадолго задержался в кухне (слышно было, как хлопнул дверцами шкаф). Не поленился и в спальню заглянуть. Покосился на спящего Анатолия, пошарил рукой за иконой, пробормотал что-то вроде: «Чего таращишься? Лучше бы помогла!» И вскользь на Богородицу перекрестился.
Скрипели доски и визжали гвозди, быть может, даже рушились потолки, как знать? Николай давно уже спал за столом, Анатолий же и к вечеру не проснулся. Семенов долго топтался на чердаке, нашел за стропилами газету за пятьдесят второй год, положил в карман, чтоб почитать на досуге. Не побоялся и в погреб заглянуть. Вылез оттуда, ругаясь: «Ну, немчура! Вот как запрячет чего, русский ни в жизнь не отыщет!»
Постоял напоследок в коридоре, прикидывая, все ли осмотрел. Вышел на крыльцо. Белобрысый сидел на ступеньке, курил прихваченную со стола «Приму».
