Бессмертны ли злые волшебники | страница 62
Я хочу, конечно, чтобы читатель почувствовал как живого моего героя. Но сам я все же пишу с ощущением, что он не узнан, не исследован мною до конца. И это тот редкий случай, когда автору даже, дорого ощущение неисследованности: я хочу, чтобы оно передалось читателю. И не только в отношении к Япарову — нет, шире! — в отношении ко всем, кто нас окружает. Удивительны насыщенность и емкость современных биографий. Открытия возможны чаще, чем мы думаем.
И я кончаю с неясной, но побуждающей к деятельным поискам тревогой, похожей, возможно, на тревогу геолога, который возвращается из экспедиции с чем-то ценным, но и с беспокойной мыслью, что главное все же пока не найдено…
Я уже говорил, что завидую художникам-портретистам, их умению увидеть и понять человеческое лицо, руки, на небольшом куске холста уместить содержание повести, даже романа. Пока я показывал моих чудаков, эта зависть возросла. И я понимаю отчего — с каждым портретом я все меньше показывал и все больше размышлял: получались не «чистые» портреты, как хотелось бы мне, а портреты с размышлениями. Чтобы этого избежать, надо, видимо, начинать «писать» человека тогда, когда ты уже понял его по-настоящему — рождение портрета в этом случае будет результатом, а не спутником раздумий.
Я же писал до того, как понял, писал, чтобы понять.
Может быть, восемь портретов — не более чем варианты, наброски, эскизы будущего «большого» портрета современника-чудака? Нет, нет! Я люблю этих людей и не хочу, чтобы их изображения — пусть несовершенные и незавершенные — растворились в собирательном образе. Я оставил им настоящие имена, я не выдумывал событий их жизни. Это портреты-документы.
Мне бы хотелось, чтобы они стали человеческими документами нашего времени. Солдат, водрузивший флаг у рейхстага и молчавший об этом восемнадцать лет, потому что наша великая победа была для него наивысшей личной наградой; инспектор технадзора, делающий все, чтобы дороги служили народу вечно; краевед, открывающий новое на карте района; рабочий, для которого любое изобретение — все более глубокое познание мира, — эти люди воплощают в себе ту «поэзию действия», в которой во все века революционеры видели высшую поэзию бытия.
Да, я остро завидую художникам-портретистам, которые оставляют за холстом размышления и поиски истины, но меня успокаивает надежда, что мой обнаженный поиск, мои неспрятанные раздумья помогут понять молодому читателю, как человек