Обломки аппарата нашлись кварталах в трех. Можно сказать, городу повезло — с учетом плотности застройки: бомбардировщик, падая, снес крышу одной из башенок и серьезно помял насаждения то ли садика, то ли скверика. А мог бы и на голову кому-то из обывателей приземлиться.
Вблизи аппарат казался еще более нелепым, чем раньше. Открытый сверху, более всего он походил на лодку, сделанную второпях. Фюзеляж представлял собой продолговатую корзину грубого редкого плетения, обмазанную снаружи толстым, в два пальца, слоем густой черной смолы, напоминающей битум. Мазали явно вручную, не слишком заботясь о том, чтобы слой был ровный и гладкий. Над бортами лодки громоздилась грубо сработанная "этажерка" — четыре крыла, как у биплана, на мой непросвещенный взгляд, слишком короткие и громоздкие, чтобы удержать в воздухе эту махину. Одно из крыльев сильно пострадало при падении. Разглядывая в свете фонаря место слома, я с удивлением понял, что сработали крыло из уложенных рядом друг с другом стволиков то ли дерева, то ли тростника, перевязанных веревочками и обмазанных все тем же битумом.
Никакого двигателя я не нашел. Вообще, все сооружение более всего походило на грубо сработанный макет самолета, причем деланный не с натуры, а по не слишком точным описаниям.
Обоих пилотов при падении вышвырнуло. Один — вероятно, колдун — приземлился весьма неудачно. Для себя, разумеется, не для нас. Нам, можно сказать, как раз повезло: он разбился насмерть. Другой же остался жив, сломал только ногу и даже пытался отстреливаться от наседающих гвардейцев из небольшого арбалета. При этом попал в одного из парней, и тот, ругаясь, теперь перевязывал ногу. А когда остальные взяли летуна в кольцо, он, не колеблясь, всадил себе в грудь стилет. Удар был нанесен с большим знанием дела, точно в сердце, так что смерть наступила практически мгновенно. Хотя потом оказалось, что лезвие было еще и отравленным, так что для самоубийства достаточно было просто чиркнуть им по телу.
Как ни странно, эти двое покойников не вызвали у меня никаких эмоций, хотя со смертью так близко я сталкивался всего лишь во второй раз в жизни. Мог бы, кажется, испугаться. Или, наоборот, обрадоваться, что те, кто только что пытался прикончить меня, сами отправились к праотцам (или куда там в этом мире принято отправляться, умерев). Вместо этого я лишь мельком взглянул на трупы и снова вернулся к "ероплану".
— Дмиид, если бы я не видел, как эта штука летела у меня над головой, в жизни бы не поверил, что она способна оторваться от земли. По нашим законам она летать не может.
