— И тем не менее…
— Леса и Шека связывали какие-то отношения, Трес. Я не знаю всех поганых деталей, но мне известно, что на протяжении многих лет они время от времени вцеплялись друг другу в глотки. Думаю, на сей раз Лес зашел слишком далеко, когда попытался выкручивать Шеку руки. Скорее всего, тот решил разобраться с проблемой способом, в котором он мастер. Но я хочу, чтобы ты выяснил, действительно ли это так.
Я развернул ириску и положил в рот.
— Три условия.
— Я тебя слушаю.
— Первое: ты больше не будешь мне врать и что-либо от меня скрывать. Если я попрошу тебя зачитать мне список из десяти наименований, ты выдашь одиннадцать.
— Согласен.
— Второе: купи конфеты получше.
— И что третье? — улыбнувшись, спросил Мило.
— Ты привлечешь к этому делу полицию. Поговори с женой Леса, организуй все, как считаешь нужным, сделай хорошую мину, скажи своим клиентам, что это глупая необходимость, что угодно. Но ты должен поставить в известность полицию Сан-Антонио, что Сент-Пьер пропал. Его имя должно оказаться в системе. В мои планы не входит потратить две или три недели на то, чтобы понять, что происходит, и в конце концов выяснить, что я не сообщил куда следует об очередном убийстве. Или убийце.
— Неужели ты действительно думаешь, что Лес…
— Ты сказал, что Джули и Лес в последнее время очень сблизились. Джули мертва. Если полиция захочет поговорить с Сент-Пьером и обнаружит, что он исчез, к какому выводу, по-твоему, они придут?
— Я же тебе сказал… я не могу пойти…
Я поднял свой рюкзак с пола и открыл молнию на боковом кармане.
Старый рюкзак из зеленого нейлона сохранился у меня еще с тех пор, как я учился в Беркли. Он прекрасно мне служил во время моей работы, потому что люди не особенно обращают внимание на студентов последнего курса с рюкзаком на спине. И уж точно никому не придет в голову, что внутри лежат отмычки, крошечные магнитофончики или свернутые в трубочку пятидесятидолларовые купюры.
Я достал деньги Чавеса, положил на стол и встал, собираясь уйти.
— Спасибо за прекрасную беседу, Мило.
Мило откинулся на спинку кресла и прижал ладонь к самому центру лба, будто проверяя, не поднялась ли у него температура.
— Ладно, Наварр. Сядь.
— Ты согласен?
— У меня нет выбора.
В этот момент зазвонил телефон, и «алло» Мило больше напоминало рычание.
Но неожиданно диспозиция полностью изменилась: его голос лишился каких бы то ни было эмоций, и лицо приобрело цвет кофе латте. Он наклонился вперед, как будто хотел весь, целиком забраться в трубку.
