Смех смехом, но ведь как-то пошло у меня общение с землей. И цветочки, и кустики, и даже заборчики. Иду и сама не замечаю, как смотрю на все хозяйским взглядом.
А что это?
Кошелек. Но это не мой кошелек. Кто же был тут в мое отсутствие? Если свои, почему нет записки? А если чужой? Но по правилам, чужие должны брать, а не оставлять. Он, наверно, пустой, его выронили. Но кто? Когда?
Ни-че-го себе. Десять по двадцать у. е… А это что? Визитка. Интересно, воры когда-нибудь оставляют визитные карточки?
Шутки шутками, но я ничего не могу понять. У меня во дворе кто-то явно был. Зачем?
Что же написано? Что-то без очков ничего не вижу. Нет, увидела. Митин Дмитрий Дмитриевич. А дальше очень мелко. Потом рассмотрю.
Стоп, я, кажется, поняла. Это была не собака. У меня во дворе бежал человек. Бежал, щелчок, опять бежал. Наверно, обломал малину. А жаль. Она в этом году только-только стала по-настоящему плодоносить. Как вспомню, что это было за наследство. Кусты наступали на дом. Весь сад — чащоба, через которую без топора не пробраться. А сейчас каждый куст на своем месте, все, наконец, по- настоящему плодоносит. Деревья обрезаны, кусты рассажены. Часто смотрю и сама не верю, сколько же я тут потрудилась. Но, главное, что результат налицо. Сейчас не говорю никому о своей не любви к работе на земле.
Но это еще не все. Крепкий, с умом построенный дом, несколько лет не отапливался. Обои отсырели, паркет потемнел. В общем, все небольшие сбережения, которые у меня были, ушли на обновление приобретенного жилища. Но опять же, результаты налицо. Тут и лестницы приводились в порядок, и заборы.
Стоп. Калитка открыта. Куда же он бежал?
Трава помята. Неужели падал этот Митин? А может, его валили на землю?
Нет, он полз прямо. Видно, что полз.
Куда же он полз?
И вдруг шепот, очень тихий шепот: «Тихо, не кричите, тихо».
Очень твердый и настойчивый шепот.
Оборачиваюсь.
Я не онемела. Лед ужаса сковал меня.
В кустах — двое мужчин. У меня работали одни глаза. Ни слух, ни мозги — одни глаза.
Только потом я поняла, что такое оцепенение. Потом, когда пришла в себя.
Не знаю, сколько времени переводила взгляд с одного на другого, ничего не понимая, и даже не ощущая ужаса, который привел к оцепенению.
Не знаю. Только помню, что лед начал таять во мне как-то снизу: отошли ноги, потом, снизу вверх, спина и, только в последнюю очередь, голова.
Передо мной было двое мужчин. Один, видимо, спал, а второй шептал, все время шептал: «Тихо».
