Генку переклинило. Во-первых, плац и прочие армейские радости близко маячили только ему, и поэтому только к себе и отнес он весь дубовецкий гавк, а во-вторых, все произошло на глазах его подружки… В общем, он завелся. Весь вечер он караулил курсанта, но тот проявил совершенно незаурядную выдержку (или осторожность) и ни разу не отлучился от расплясавшейся и раскрасневшейся Маруси — даже и по нужде. И с танцев он возвращался, крепко держа Марусю за руку и все время пристраиваясь рядом с другими парочками. Но один поворот и другой, и уже вроде бы только они одни на темной улочке, а потом Марусю окликнула Генкина Валя, и та подошла узнать, в чем дело.
Тут и настигло курсанта справедливое возмездие. Все оно заняло минуты три-четыре. Генка придержал пыхтящего Дубовца за шиворот, Пашка нашлепал того по ушам — не слишком больно, но обидно и заметно (уши назавтра должны были сиять розовыми пельменями), а Серега наполовину сдернул с курсанта штаны и попинал розовую задницу. Когда Генка отпустил курсанта, тот упал и скоренько потелепал на четвереньках прочь от своих обидчиков, но, не рассмотрев местности, уперся башкой в забор и завыл — дико и обреченно. Маруся помчалась на этот вой, и мстители только и успели, что еще слегка попинать оттопыренный зад будущего офицера.
Маруся помогала своему ухажеру подняться на ноги и, прислонив его к забору, старалась очистить расхристанный мундир, а удовлетворенные экзекуторы молча давились смехом за тем же забором.
Через несколько минут Дубовец вошел в разум, оглянулся, принюхался — и побежал.
— Куда ты? — заголосила Маруся.
— Куда он? — прошептал Пашка.
— Похоже, что назад — на танцы…
Дубовец и вправду мчался по направлению к клубу, но не туда, а к расположенной неподалеку развалюхе — официальной резиденции нашего участкового. Потыкавшись в запертую дверь безлюдного учреждения, курсант ни капельки не остыл и помчался к Иванычу домой.
К часу ночи Иваныч собрал всех участников этих, по его выражению, “плясок с танцами” в сумрачной комнате поселковой милиции: кого привез на своем броневике (трофейном мотоцикле с коляской), а кому наказал прибыть самому — без слов и мигом. С родителями обходился, по своему обыкновению, хмуро, требуя “незамедлительно выдать правонарушителей для непременного соблюдения закона”, но с теми из них, кто притащился следом и тихо маялся сейчас неподалеку от отделения милиции, ничего сделать не мог. Так было всегда. Так и будет всегда.
