Так вот, я подклеивал слой красновато-каштанового дерева, которое зовется «кровавым» — Brosimium paraense — между двумя светлыми слоями клена «птичий глаз», подгонял их по толщине, прокладывал желобки вдоль наружного края и подрезал заднюю сторону, чтобы закрепить холст, планки растяжек и край стекла.
Потом я скашивал, соединял на шипах, подклеивал и выравнивал все четыре угловых соединения. В конце я получал ровный прямоугольник, готовый принять резьбу. После резьбы наступало время шлифовки и полировки, и пары пропиток тунговым маслом, и после каждого раза — шлифовка мокрым наждаком. Потом день-другой на просушку. Потом пять-шесть раз опрыскать светлым лаком, с получасовой просушкой после каждого слоя. Потом можно крепить полотно.
Ничего сложного не было в этой резьбе: гроздья винограда, перевитые лозой, и несколько листьев. Но это была большая рама, четыре на пять футов, так что на резьбу ушло несколько дней.
Я как раз выравнивал края десятимиллиметровой ложкой, когда услышал имя.
«Мэнни», вспомнил я ее голос.
Помимо того факта, что Рени была из тех дамочек, которые преспокойно запрыгивают на пассажирское сиденье к тому, кто им пришелся по вкусу, у нее, очевидно, на уме было много чего еще. Как мне представлялось, она отчаянно пыталась на время забыть свои тревоги, хотя бы с помощью нескольких часов пьяного секса.
Какой-то глубинный сбой в программе довел ее до слез. Я обнимал ее. Она опомнилась достаточно быстро, чтобы начать задуманное сначала, и Бодич был уверен, что знает, что случилось после этого.
Но на самом деле, когда она тихо всхлипывала, я предложил выслушать, если ей хочется выговориться.
Она отстранилась так, чтобы видеть меня в тени кабины.
— Ты милый.
Она провела мне по губам кончиками пальцев.
— Но это такая путаница. Столько игроков, столько… всего. Мэнни говорил мне, что настанет время… — она замолчала.
— Игроки и все такое, — пробормотал я. — Ты что, развозишь по стране грузы наркотиков? Или это что-то из кино?
Ее смех поначалу звучал искусственно, по постепенно убедил меня, что ей действительно смешно.
— Наркотики и кино, — повторила она наконец. — Нет.
Она взъерошила мне волосы пальцем.
— Это не мои проблемы. Лучше бы это были кино и наркотики.
Она нежно поцеловала меня. Я ответил на поцелуй.
— А я не мог бы стать твоей проблемой? — должно быть, сказал я.
Этот фрагмент забылся. В контексте того вечера он был именно случайным фрагментом. Мелким и неважным.
