Старый запас слепой надежды перед лицом запаха падали. Старый способ собирать песеты для золоченых украшений церкви. Что должен думать этот священник, выговаривая эти слова, выпуская их, как несколько избранных наугад фонем против жестокости мира? Что должны думать эти люди, если они вообще слушали священника, о расплывчатом облачке этих звуков, осыпающих в сумерках их манишки словно стерильной пыльцой?
Я вспомнил соски, гладящие мое лицо; ушедшие в прошлое недели, месяцы, а может, и годы — пара прекрасных педагогов, не справляющихся с грубой орфографией нового жаргона, очищающие изрезанные надписями tabula энергичными своими и невесомыми касаниями. Или какое-то безбожное отражение…
И слышал я глас с небес, вещавший мне, пиши: отныне благословенны мертвые, умершие во Господе; так сказал Дух, ибо они отдыхают от трудов своих.
При этих словах общий вздох облетел толпу: толпу городских жителей, готовых признать, как изнемогают они от ужасной городской жизни, но воистину никогда не признающихся, что скучают. Священник предложил им хотя бы несколькими словами присоединиться к его молению:
Да будет Господь с тобой…
Но лишь двое или трое вспомнили правильные слова:
Священник, воздев руки, провозгласил:
Многие их присутствующих склонили головы, не забыв сперва поправить пальцами темные очки на носу, чтобы те не соскользнули в могилу, куда пришлось бы за ними лазать. И они слушали, как священник читает:
И к собственному удивлению у них вырвалось, словно повинуясь некому генетическому рефлексу:
И вновь священник и остальные повторили первый трогающий сердце, словно дрожащий антифон:
Но голоса нестройно на следующем этапе, называемом Господней молитвой, прозвучавшей запинающейся, срывающейся жалкой, плохо отрежиссированной сценой, напомнив тележку с двумя подобранными не в лад лошадьми и неумелым возницей, когда хлыст остается без дела, одна лошадь тянет, другая артачится, а временами обе отказываются тянуть и повозка только по инерции катится с горки.
Зазвонил мобильный телефон. Герли Ренквист пробиралась между могильных плит подальше от толпы, прижав телефон к уху. Человек, стоявший в головах могилы, возмущенно взглянул на нее. Я решил, что это, наверно, муж.
О Господи Иисусе Христе, смертью своей лишивший смерть жала…
Одинокий среди толпы, этот мужчина имел вид несколько ироничный, рассеянный, не слишком горестный, на его лице сменялась задумчивость и тяжелая усталость. С ним как будто никого не было, с самого начала церемонии никто с ним не заговаривал.
