Он вырастает, и его срезают, подобно цветку, он неуловим как тень и никогда не остается на месте…
Несомненно, многие, собравшиеся у края могилы, действительно горевали. Оставалось неизвестным, должны ли темные очки скрывать печаль или защищать от солнца. Солнце, действительно, было яркое.
Но, столь же несомненно, некоторые проявляли только показные признаки горя, какие быстро учишься изображать, много лет присутствуя на похоронах «срезанных цветов».
И среди жизни мы в смерти. В ком искать нам опору, как не в тебе, Господи, справедливо негодующем на наши грехи…
На эту грешницу негодовал не один Господь. Несколько присутствующих, похоже, пристально следили, чтобы Рени Ноулс не вылетела из гроба, чтобы совершить еще одно прегрешение напоследок. Они не спускали строгих взглядов с могилы.
Да, о Господь пресвятой, Господь всемилостивый, о святой и милосердный Спаситель, не ввергни нас в горькую муку вечной погибели.
— Наоборот, — прошелестел голос за моей спиной не так громко, чтобы кого-то потревожить, но театральным шепотом, слышным на десять футов вокруг. — Пусть уж она будет вечной.
Голос был женский, и я оказался достаточно любопытен, или недостаточно воспитан, чтобы обернуться и взглянуть, кто мог это прошептать. В дрогнувшем голосе женщины слышалось отчаяние, безнадежность, неуверенность и отрешенность.
— Ну-ну, Руфи, — твердо сказала другая женщина, тоже у меня за спиной. — Так Бог судил.
— Трахала мужиков, — объявил первый голос, — а со мной она никогда не обходилась как следует.
Я украдкой оглянулся.
Коротко подстриженные седые волосы, рост меньше пяти и трех, и очень хорошо сохранилась, хотя и усохла, для своих шестидесяти пяти или семидесяти лет. На шее у нее был повязан красный платок. На маленьких ступнях — спортивные туфельки; полотняная рубашка и джинсы. Эмалевый кружок на уголке воротника гласил: «Все мы из Его лона».
Сходство лиц не оставляло сомнений — мать Рени.
— Руфи, напомнила ее спутница, — девочка умерла.
Ты ведаешь, Господи, тайны наших сердец…
— В этой могиле, — прошипела Руфи, — сердце не похоронено.
Подруга похлопала Руфи по плечу:
— Держи себя в руках.
В отличие от Руфи ее подруга была одета как городская дама: в длинном полотняном плаще, на скромных, но стильных каблучках, с кожаной сумочкой. Обе казались примерно одного возраста. На лице Руфи ни следа косметики, ни обручального кольца, ни украшений. Ее подруга щедро использовала косметику, носила бриллиантовые клипсы, тонкую золотую цепочку на шее и золотое обручальное кольцо на безымянном пальце той руки, которой хлопала Руфи по плечу.
