— Эй, — окликнул Бодич, — Орешек!
Он щелкнул пальцами у меня перед глазами.
— У тебя азотное отравление?
Я оторвал взгляд от стола и повернулся к нему.
— Вы бы сделали анализ на ВИЧ.
Меня затрясло. Такого давно уже не случалось. Мне надо было собрать все самообладание, чтобы оставить Бодича в покое — хотя бы в смысле рукоприкладства. Зато у меня оставался свободным язык.
— За этим полицейским значком я вижу двести пятьдесят фунтов куриного помета, — заметил я.
Бодич и глазом не моргнул.
— Задолго до твоего рождения, — иронически улыбнулся он, — меня оскорбляли самыми разнообразными словами — от «свиньи» до «палочки Коха»! Я нечувствителен к прозвищам, понимаешь? Мне главное — добраться до вас. Вы, Орешки, все на один лад, — бесстрастно добавил он. — Вы стреляете женщине в спину, даже малость копаетесь в ней, но закон, настигший вас, — куриный помет. Не смеши меня. Я бы мог вскрыть твою рожу дубинкой, как устрицу. Обычно хватает одного раза, — он хлопнул ладонью о ладонь, — и паршивец проваливается, как двухдюймовая какашка в четырехдюймовую трубу. Орет о милосердии, взывает к закону, зовет мамочку. Мне, конечно, не положено этого делать, хотя бывает, задержанный оказывает сопротивление. Но рано или поздно ты окажешься в этой трубе, Орешек. Отпечатки пальцев на внутренней стороне двери, обломок серьги в подошве ботинка, тот пистолет, с которым ты не решился расстаться, ножик, который тебе подарили еще в бойскаутах… — Он щелкнул пальцами. — И ты уже перед лицом Шангри-ла. Когда попадешь туда, не забудь рассказать, какой здесь у нас куриный помет.
Дверь позади нас открылась, и появился один из детективов Бодича, деликатно, за бортик, держащий двумя пальчиками мой ботинок.
— Ну, Эванс? — спросил Бодич, не сводя с меня взгляд.
— Ничего, — покачал головой тот. — Крем для обуви и следы секса с девочкой.
Бодич поморщился.
— Ты Кларенсу сказал…
— Кларенс прочесал подметки частым гребнем, — ответил второй из-за спины Эванса. — Немного белого вина там, где подметка проносилась. Вот, — указал Кларенс незажженной сигаретой. — Ворс коврового покрытия с «тойоты» выпуска середины восьмидесятых, точный год и модель еще не определили.
— Восемьдесят четвертого, модифицированная модель, — подсказал я.
— Спасибо. Еще антифриз, алюминиевые опилки, песок с пляжа, застрявший в швах и в одной подошве. Но ни следа серьги.
— Звучит, как рекламный ролик, — сказал Бодич.
— Сальник течет, — помог я.
Бодич меня слушать не желал.
