Поэтому я сказал:
— Мы оба победили.
И добавил:
— Ты хотела бы закончить войну?
Не открывая глаз, она улыбнулась и прижалась ко мне еще тесней.
— Мне нравится с тобой сражаться. Как там тебя зовут.
Едва я открыл рот, чтобы ответить, она добавила:
— А как насчет номера телефона? У тебя здесь есть телефон? В комплект к одеялу, я хочу сказать.
— Будь у меня здесь телефон, мне бы пришлось от него избавиться, чтобы не слышать, как он вечно не звонит.
— Ах, мистер Одинокое Сердце! — Она открыла глаза. — Тебя женщины так и достают!
— Это надо понимать как комплимент? Или объяснение, почему женщины, достающие меня, не звонят на мой несуществующий встроенный мобильный… автомобильный, так сказать.
Она покачала головой.
— Тебе нужны девушки.
Я удержался от напрашивающегося заявления, что она ничего обо мне не знает.
— Ясное дело, — равнодушно сказал я, — они мне звонят из Общества Кусто, из «Гринпис», из клуба «Сьерра», из штаб-квартиры Демократической партии… Они умирают от желания со мной поговорить, и эта привилегия обходится мне всего в тридцать-сорок долларов в год.
Она внимательно смотрела на меня. Я отвел взгляд.
— Как трогательно, — сказала она.
Я пожал плечами.
— Так вот, я с ними разговариваю. Все они — славные девушки. И женщины тоже. Истинные сторонницы либеральных ценностей. Я мог бы добавить, что все они звонят издалека, из Вашингтона, округ Колумбия, так что мне не просочиться по телефонному проводу, чтобы изнасиловать их.
— Они не знают, чего тебе не хватает.
— Это садизм? Или мазохизм?
— Что ты с ними обсуждаешь?
— Проблемы окружающей среды, садизма, финансового обеспечения разведывательных работ в поисках нефтяных источников у парка «Золотые Ворота». Тема ничего не значит. Вся штука в том, чтобы превратить любую фразу в сексуальную метафору.
— В тебе совсем нет серьезности.
— Иногда бывает. Но ты права. Они разрываются между Сциллой долга и Харибдой любопытства. Они прокладывают курс в тумане ошибочных номеров, автоответчиков, зануд, бросающих трубку, — и черпают отвагу в анонимности.
— Ты мне все это говоришь, чтобы я сочла тебя мерзавцем.
— Нет, я говорю это, чтобы показать тебе, до какого отчаяния я дошел.
— Ах, бедный малютка, — проворковала она и поцеловала меня в лоб.
— Ты думаешь, нормальный, приспособленный, высокоморальный тип, который просто бросает трубку, слыша голос благонамеренной девушки-волонтера, ведущей опрос, не попытался бы соблазнить такую, если бы мог так же легко дотянуться до нее, как я до тебя?
