Обвиснув на своем стуле, поглядывая сквозь щелки между ресницами, с глупой ухмылкой на лице, пуская слюни на рубашку, из-за своей маски накачавшегося извращенца я наблюдал, как проворачиваются колесики в голове креола под — крашеными, как я вдруг догадался — медными волосами.
Потом он сделал ход пешкой. Креол сказал:
— С этим придется погодить, братец Кестрел. Погодить, пока ты нам не расскажешь.
— Ох-х, — не скрывая разочарования, протянул я.
— Насколько мы знаем, — продолжал он, — а знаем мы немало, ты был последним, кто видел Рени Ноулс, когда при ней еще был… некий ценный предмет.
— Ценный!.. — повторил я, словно отчаянно шевеля мозгами. — Ты бы не мог выразиться чуточку точнее? Он был маленьким? Круглым? Или большим? Плоским или нет?
Лицо креола окаменело.
— Проклятье, братец Кестрел, ты бы и аллигатора вывел из терпения!
— Но я только и видел у нее предметов, что сотовый да бутылочка крепкого, — хныкнул я. — Почему вы мне не верите?
И тут креол сорвался. Он вдруг заревел:
— Оно не твое, ты, мудак!
И, приподнявшись на стуле, чтобы дотянуться через стол, он взмахнул дубинкой как косой, целя мне в голову.
Удар мог бы меня убить. Я пригнулся. Дубинка скользнула у меня по плечу, задев ухо — то самое ухо, которое уже кровоточило, — и ударила Торговца Машинами по левому локтю. При всех ее украшениях, она оставалась оружием, таким же опасным, как обрезок резинового шланга или плетеный хлыст. Если бы я не метнулся к Торговцу, если бы эта штуковина ударила меня прямо в висок, я бы точно очнулся под звук иных барабанов или не проснулся бы вообще. Экстази увернулся, и как раз вовремя, чтобы дубинка не покалечила какой-нибудь важный орган у него пониже ребер. Спинка моего шатнувшегося вбок стула ударила Торговца в бедро, и мы с ним и со стулом повалились на пол вместе. Сиденье прижало к полу его левую щиколотку, и она хрустнула, как мокрый сучок. Мы оба услышали этот звук. Торговец едва успел завопить, когда ребро моей ладони привело к встрече его нижней челюсти с диафрагмой.
— Отдай, — ревел креол, не замечая совершенного промаха, и со всей силы обрушил дубинку на стол, разбив бутылку с джином.
— Божье дерьмо, — возопил Экстази. — «Хамви» горит. «Хамви» загорелся!
Креол таращился в сторону «хамви», оставленного не более как в двадцати пяти футах позади нас, прямо у прохода в театральном занавесе. Тлеющий окурок сигареты сделал свое дело. Теперь «хамви» светился изнутри, как бессемеровская печь, и два треугольника, составляющие его ветровое стекло, пылая огнем, придавали ему демонический вид.
