Марина Мнишек | страница 3



. В Коломне проводились даже специальные археологические раскопки, чтобы найти материальные свидетельства, подтверждающие эту легенду [9].

Марина Мнишек стала героиней нескольких литературных произведений писателей и поэтов Серебряного века. Авторы их домысливали и договаривали то, что не могли сказать историки. Характерна книга Е. И. Булгаковой, в которой образ Марины Мнишек вполне способен вызвать симпатию [10]. Или стихи забытого ныне поэта Михаила Сандомирского (говорящая для этой темы фамилия!), избравшего Марину, в соответствии с символистским каноном, объектом поклонения, своей «Прекрасной Дамой» [11].

После Октябрьского переворота куртуазные опыты уже не могли быть востребованы и история Марины Мнишек оказалась в глубоком забвении. С одной стороны, историки уже «все сказали», но это были прежние историки. В СССР могли изучаться только история «царского режима», социально-экономические отношения и классовая борьба, а не биографии царей и цариц. Политические события Смуты, в контексте которых еще было бы уместно вспомнить о Марине Мнишек, оказались заменены понятиями «крестьянская война» и «польско-шведская интервенция». Все, что не касалось «восстания Болотникова» (или «Первой крестьянской войны» в России, пользуясь терминологией советских историков), перестало быть интересным. Сюжеты же русско-польских отношений, даже таких давних, как-то слишком буквально связывались с текущими событиями предвоенной истории. Например, специальная работа Е. И. Дракохруст об иконографии Лжедмитрия I и Марины Мнишек рассматривалась исследовательницей «в свете наших представлений о польской интервенции начала XVII в.» [12].

Лишь в 1960-1980-е годы трудами Н. П. Долинина, А. А. Зимина, В. И. Корецкого, А. Л. Станиславского, Л. В. Черепнина, В. Д. Назарова, Р. Г. Скрынникова и Б. Н. Флори в отечественную науку были возвращены сюжеты, связанные с политической историей России начала XVII века. Но фигура Марины Мнишек в рамках советской историографии, почти забывшей искусство психологического портрета, могла восприниматься только периферийным зрением. И лишь в последние десять – пятнадцать лет появились исследования и монографии В. И. Ульяновского и И. О. Тюменцева, посвященные, соответственно, истории первого и второго Лжедмитриев [13]. Эти работы (а к ним можно добавить исследования А. В. Лаврентьева, Б. А. Успенского [14] и тех же В. Д. Назарова, Р. Г. Скрынникова и Б. Н. Флори), характеризующиеся основательным изучением не только русских, но и польских публикаций и архивов, позволяют говорить о новом этапе изучения Смуты.