Робин привезла Хью из Лондона две модные пластинки. Они стоили большую часть ее недельного жалованья, но для удовольствия брата ей ничего не было жалко. В зимнем доме она закутала Хью в одеяла, растопила камин и одна танцевала под звуки «Ты — сливки в моем кофе» и «На цыпочках через тюльпаны». А в самом конце, трижды запутавшись в собственных ногах, упала на пол и засмеялась:
— Это галоши виноваты!
Она сбросила ботинки, протянула ноги к огню и с облегчением убедилась, что Хью тоже улыбается.
— Хью, мама ужасно волнуется за тебя. Она написала мне письмо.
Он скорчил гримасу.
— Знаю. Напрасно она суетится. Тем более, — с улыбкой добавил он, — что болезнь на несколько недель избавит меня от этих маленьких чудовищ.
Весь последний год Хью преподавал в той же школе, что и Ричард Саммерхейс.
— Значит, эта работа тебе приелась?
Он покачал головой:
— Да нет. Вообще-то дети — славные создания. Мне с ними хорошо. А как ты, Роб? Как твоя работа? Что творится в нашем старом добром Лондоне?
Робин помрачнела:
— Работа отвратительная, Хью. Я подумывала бросить ее, но сейчас трудно найти что-нибудь другое. Только не рассказывай маме и папе, ладно? Они наверняка скажут: «Мы же тебе говорили!» Но Лондон… Лондон — это просто чудо!
А потом она неохотно рассказала ему о Фрэнсисе.
— Он такой забавный… А его мать живет в потрясающем доме с «норами священников», бельведерами и прочими странными вещами. Там… Хью, это волшебное место. Совсем не похожее на противный старый Кембриджшир, — мстительно добавила она. — Вивьен ужасно красивая, никогда не переживает из-за Фрэнсиса и не мешает ему жить так, как хочется. А он… Он такой неожиданный. Только часто уезжает на несколько недель, и я не понятия не имею, где он и не забыл ли о моем существовании.
— Ты любишь его, Роб?
Она уставилась на Хью и вдруг рассмеялась.
— Вот еще выдумал! Ты знаешь, что я не верю во всю эту муру.
И тут голос Фрэнсиса шепнул ей на ухо: «Робин, ты могла бы полюбить меня? Хотя бы немножко?»
— В любовь нельзя верить. Это не привидения, не чудодейственные снадобья, — мягко сказал Хью. — Она или есть, или ее нет.
Не находя себе места, Робин встала, подошла к окну и посмотрела на реку.
— А ты, Хью? Ты когда-нибудь любил?
— Кого здесь любить, Робин? — отшутился он. — Уток? Угрей? Рыбу в реке?
Она снова засмеялась, положила подбородок на руку и всмотрелась в полумрак. Из тумана и сырости возникла чья-то фигура.
— Элен! — воскликнула Робин.
Элен встретили с распростертыми объятиями и поцелуями.
