Впрочем, нет. Ниже по течению стояла какая-то хижина. Робин бегом припустила к ней.
Над отводом реки, представлявшим собой глубокий круглый пруд, раскинулась крытая веранда. Деревянные перила и ставни оплетал густой плющ. Робин протерла рукавом пыльное стекло, заглянула внутрь, а потом потрогала ручку. К ее удивлению, дверь со скрипом открылась. Девочка вошла в дом. К волосам прилипла паутина, затянувшая проем. По полу шмыгнуло что-то маленькое и темное.
Летний домик, решила она, но тут же поняла, что ошиблась. В середине комнаты стояла чугунная печь; Робин опустилась на колени, открыла ржавую заслонку, и оттуда вытекла струйка золы. В летних домиках печей не бывает.
Вдоль стены за печью тянулись ряды книжных полок. На другой стене висело засиженное мухами зеркало в раме с узором из больших плоских ракушек. Робин заглянула в него, втайне надеясь увидеть другое лицо, — лицо женщины, которая спала на железной кровати у стены и грелась у печи, топившейся дровами. Но увидела только собственное отражение: темно-карие глаза, светло-русые волосы и серую паутину, прилипшую к щеке. Робин села в изголовье кровати, натянула на колени свитер и подперла руками подбородок. Издалека донеслись голоса отца и Хью, и ее мысли сами собой вернулись к страшному дню восемнадцатого года. С тех пор прошло шесть лет, но ее воспоминания все еще были болезненно четкими. В тот день пришли телеграммы, результатом которых стали не только пацифизм Ричарда Саммерхейса и Робин, но и их нынешнее добровольное изгнание. Гнев девочки пошел на убыль; услышав шаги, она вытерла глаза рукавом.
— Ах вот ты где, Роб, — сказал Хью, заглянув в дверь. — Ну и дыра. Просто жуть берет.
Хью перерос Робин на целую голову; его волнистые волосы были светлее, чем у сестры; тонкое лицо с высокими скулами украшали орлиный нос и карие глаза.
— Вот бы здесь пожить.
Хью поджал губы и с сомнением посмотрел на печь, кровать и веранду.
— Кажется, этот домик построили для какой-то чахоточной. Бедняжка жила здесь круглый год.
Робин заметила, что Хью, как и она сама, считает обитательницу хижины женщиной. Наверно, из-за зеркала.
— Это зимний дом, правда, Хью? Не летний.
Усталый и бледный Хью улыбнулся.
— Робин, его следовало бы снести и сжечь. С чахоткой шутки плохи.
— Я здесь все вычищу. Выскребу каждый уголок и продезинфицирую.
Под глазом у Хью запульсировала какая-то жилка. Робин взяла брата за руку и провела на веранду.
— Посмотри, — тихо сказала она.
