Она шла от станции к дому на Хилл-роуд. Когда Майя вставила ключ в замочную скважину, до нее донеслись сердитые голоса родителей. Когда-то при звуке этих голосов — то мрачных, до истерически высоких — у нее сводило живот; хотелось залезть под одеяло, накрыть голову подушкой и заткнуть уши. Но со временем привыкаешь ко всему.
Мистер и миссис Рид сидели в гостиной. Дверь была открыта; они наверняка видели, как дочь прошла мимо, но не обратили на это внимания. Майя поднималась по лестнице, а ей вслед неслись гневные слова: «Ты не слушаешь, что тебе говорят… Как об стенку горох… Тебе нет до меня никакого дела…» Знакомая песня. Значит, ссора подходила к концу, ее причина давно забылась. Остались только оскорбления, слезы и обиды. К обеду все пройдет.
Майя закрыла за собой дверь спальни и вынула из шкафа коробку с рукоделием, пытаясь не думать о том, что подобные слова никогда не забываются: они утомляют, иссушают и разрушают. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о причине ссоры. Родители всегда ссорились из-за одного и того же — из-за денег. Лидия Рид тратила их, хотя доход от ценных бумаг Джордана Рида неуклонно уменьшался. Дом Ридов постепенно приходил в упадок: комнаты второго этажа убирали от случая к случаю, а обеды становились все менее обильными и разнообразными — конечно, когда не было гостей. Майю раздражала паутина на потолках комнат для прислуги (после войны у Ридов была только одна горничная, жившая в доме), а также то, что им приходится экономить на мелочах вроде ежедневной газеты. Вместо говядины они ели баранину, а камин топили только в гостиной, когда кто-нибудь приходил с визитом. Но этого никто не видит, утешала себя Майя, давно привыкшая вести двойную жизнь.
Майя сняла чулки, вдела нитку в иголку и принялась штопать. Стежки были мелкими и аккуратными. Заплата на заплате, думала она, кривя красивые губы.
Когда днем они пили чай, горничная Салли пролила молоко. Едва она ушла, оставив на ковре большое темное пятно, как Лидия Рид сказала:
— Джордан, нам придется ее уволить. Она неумеха.
— Придется, — согласился Джордан Рид, — но вовсе не потому, что она неумеха.
Майя быстро посмотрела на отца.
— Нам придется ее уволить, — повторил Джордан, — потому что мы больше не можем ей платить.
— Не смеши меня. Сколько мы платим этой девице — шестнадцать фунтов в год?
Вместо ответа Джордан Рид встал и вышел из комнаты. Лидия налила себе вторую чашку чая. Ее губы и ноздри побелели, а глаза того же сапфирового цвета, что и у Майи, сузились.
