И я научился ходить на руках.
Правда, я содрал себе до крови скулы, едва не выбил правый глаз, но научился. Мальчишки смеялись надо мной, били меня, но я не обращал на них внимания и чувствовал себя героем.
Однажды, когда я (четырнадцати лет) писал своё первое стихотворение, у меня было такое идиотское лицо, что бабушка, проходя мимо меня, сказала: «Брось писать стихи, не то сойдёшь с ума».
Я испугался и бросил писать стихи.
Но когда началась империалистическая война, лавина патриотических виршей в тогдашних журналах захватила и закружила меня.
Я окончательно решил стать поэтом.
В какой-то книжке я прочитал: «Какой же он поэт, ведь у него нет ещё и сорока стихотворений!» И я подумал, что когда у меня будет «сорок стихотворений», я стану настоящим поэтом.
Вообще люди в определённом возрасте начинают писать стихи, когда влюбляются, я же начал писать стихи на религиозной почве.
Есенин находился под большим влиянием своего религиозного деда, а я — своей религиозной бабуси.
Вообще я хотел стать монахом.
Вот моё первое стихотворение (я начал писать по-русски, потому что учился в русской школе и читал очень много русских книжек):
Господь, услышь мои моленья,
раскаянье моё прими,
прости мои ты согрешенья,
на путь святой благослови.
Я ж хотел быть святым, как «Иоан Кронштадтский», произведениями которого я, между прочим, увлекался и потому не любил читать Толстого.
А вот про войну:
Друг друга люди бьют и режут,
забыли, что придёт пора,
прервётся грешной жизни нить,
и все их грешные дела придётся богу рассудить.
Когда я писал стихи, то думал, что они гениальные и каждое стихотворение стоит десять тысяч рублей…
А это про коллективное творчество. И снова о ярмарке и балагане. Бродячие артисты всегда пели в балагане:
Живо, живо! Подай пару пива!
Подай поскорей, чтоб было веселей!..
А у нас, если кто напьётся, хлопцы говорили: «Что?! Нагазовался?»
На нашем содовом заводе работать приходилось в хлоре: там очень тяжело, и рабочий мог выдержать всего два часа — после этого его почти без чувств за ноги вытаскивали на воздух.
От этого и пошло (про пьяных): «нагазовался».
Тогда я и сочинил, собственно, переработал «Живо, живо подай пару пива!»: «Живо, сразу! Подай пару-газу, подай поскорей, чтоб было веселей». И все стали петь.
Когда же я говорил хлопцам, что это придумал я, — они не верили мне и даже били меня, считая, что это их: «созданное тобою уже не принадлежит тебе».
Я очень любил читать про сыщиков: Ната Пинкертона, Ника Картера, Шерлока Холмса, Пата Конера, Этель Кинг, Арсена Люпена и т. д.
