— Раз меня не изгнали, — тихо сказала Федрата, — выслушайте меня. Вы забыли, зачем вы здесь. И забыли, что надо вернуться. Но справедливости ради вам придется признать: скифы неуловимы. Сколько бы вы ни кричали, похищенных вам не вернуть. Не тратьте зря свое красноречие. Вы не знаете, как принудить кочевников к встрече. Как предложить им выкуп или честное состязание. Обратитесь к оракулу. Так всегда поступали древние греки.
Все оценили мудрость Федраты…
Ну и ладно. Никто не знает, что мой черепок был с меткой, требующей изгнания. И вообще я думаю, что скифы снова появятся. Может быть, тот же самый — в шкуре.
А я зачем-то помню: мы должны возвратиться.
2. Меня зовут Алексант.
О, земля Танаис!
Как я жаждал здесь оказаться.
И что же? Под этим небом я познал горечь рабства.
Оракул сказал, мы должны принести Зовущий огонь на курган. Принести его на вершину. И скифы тогда не смогут избежать состязаний.
Еще оракул сказал: понадобится вода — та, что смывает обиды. Она доделает то, чего не сумеет огонь.
И пусть мы запомним: в реку нельзя войти дважды. Войдет один человек, а выйдет совсем другой.
Мы с товарищами отправились за водой и отыскали ее — водяные часы, из которых по капле сочилась влага. Но лишь на вершине кургана вода смывала обиды. А до кургана было далеко-далеко. Мы должны были торопиться. Кони Гелиоса резвились над размытыми облаками, и жар отбирал у нас воду капля за каплей.
Поэтому мы решились идти через пустынное место, не дождавшись других — тех, кто мог бы нас защитить.
…Скифы, как у них водится, налетели внезапно. Явились из ниоткуда, возникли из-под земли. Мы выстроились змеей. Кочевники чтили змей и не осмелились нападать на змею с головы.
Я стал в хвосте змеи. В нашем отряде я был самый быстрым и ловким. Но скиф оказался еще быстрее. Он коснулся меня и произнес заклинание, лишающее меня воли.
Покорно и обреченно я двинулся следом за ним. И скоро отряд товарищей потерялся из виду.
Скиф сказал очень коротко, что я теперь — его раб. Скоро мы придем к стойбищу, там нужно разжечь костер. Для костра нужен хворост. Мне придется об этом думать. Иначе я узнаю, что такое удар хлыста.
Колесница Гелиоса забирала все выше и выше. Воздух сделался мутным от зноя. Пот катил с меня градом. Но хуже всего меня угнетало сознание, что я утратил свободу. Я, рожденный свободным, я, привыкший к свободной праздности, позволяющей предаваться искусству и размышлениям, обратился в раба. И теперь у меня нет иных желаний, кроме желаний моего господина. И этой вязанки хвороста, которую он заставил меня тащить через поле, угрожая хлыстом.
