Услышал где-то, что существует белка-летяга.
— Ты каких животных любишь?
— Я? Северную козу.
— А я — летучую белку, летучую лисицу, летучего волка… Есть такие, летучие. Правда-правда!
«Подсмотрел» фильм для взрослых:
— Давайте играть! Ты будешь Шерлок Холмс, ты — доктор Ватсон, а я — собака Баскервилей… Я знаешь как выть умею!
— Я первая красавица мира. А она хочет у меня красоту украсть.
— Зачем?
— У нее тогда будет все. Она завладеет миром. Я не могла разрешить и превратилась в камень… А я плакала. Я хотела ее спасти… Но мы пока не решили, кто из нас красивее!
И тут же, рядом:
— А он первый отнял!
— А он меня укусил!
— Опять занятия будут? — этот сегодня с утра недоволен жизнью. Все к нему пристают: то просыпайся, то умывайся, то одевайся. Теперь занимайся! Невозможная, невозможная жизнь! И с надеждой на выход из кризиса — к приятелю: — Давай лучше помашинимся!
Вместо «здравствуйте»:
— Почешите меня! Ну почешите! Вот здесь, между рогами!
— …?
И почти возмущенно:
— Вы что, не видите? Я сегодня олень!
Я облегченно выдыхаю и глажу головку между двумя большими бантами — там, где, мне кажется, у «оленя» должны быть рога. Осторожно прошу:
— Ты завтра, как только войдешь, сразу шепни мне на ушко, кто ты, чтобы я не ошиблась.
Мама обеспокоена:
— Вы не находите это странным? Она все время воображает себя разными животными. Вот вчера говорила, что она — лошадь, — мама переходит на шепот. — Она говорила, что будет есть только травку.
Нет, я не нахожу это странным. Мне это очень понятно.
Да, знаете, кем я сегодня буду?
Дайте секунду подумать…
Сегодня хороший день — пятое.
Татьяна, моя коллега, пришла однажды в школу и рассказывает: «Возвращаюсь вчера из школы. Мы когда с вами репетировать закончили? Где-нибудь в пол-одиннадцатого? Ну вот. Пока я автобуса ждала, пока на метро… Иду к дому — на улице никого. Ни единой души. Мне надо в арку зайти. Там — черным-черно. Только я пару шагов сделала, от стены отделяется тень:
— Мать, деньги давай.
У меня дрожь по телу. Но на краю сознания все-таки сохраняется подобие мыслей: гляди-ка, мальчишка. Лет 15, не больше. Какой это класс? Восьмой. Ну девятый. Не старше. Так это же из «своих»! И я ему почти весело:
— Сынок, я в школе работаю. Ты в школе бываешь, так? Когда у учителей зарплата, знаешь? Пятого и двадцатого. Вот пятого и приходи!
Ну, и двинулась дальше как ни в чем не бывало. Иду и думаю: как огреет сейчас сзади чем-нибудь тяжелым. Но нет. Пропустил».
