И она не раз это переживала.
Не знаю, зачем я сказала, что боюсь насильственной смерти. Но тут невозможно не думать о смерти. И надо же как-то защититься от встречи с реальной святостью, от чувства, что я так никогда не смогу. И от этого их чувства Бога…
Марианна «помнит Гитлера». Ей было 14 лет, когда оккупировали ее родную Австрию. Мать Марианны все продала и дочка смогла уехать в Лондон. А после войны, когда возник Кэмпхилл, Марианна переселилась сюда и стала Хозяйкой дома. Так она прожила 40 лет и теперь считается почетным членом общины.
У нее своя комнатка в одном из домов — с белеными стенами, полукруглыми окнами и сводчатыми нишами, похожая на монастырскую келью. По соседству живут двое старых супругов, тоже почетные члены общины. Скопить что-нибудь в Кэмпхилле невозможно. Кэмпхилл существует на частные пожертвования. И зарплаты здесь мизерные, их хватает только на проезд до Лондона и обратно. Ну, еще чтобы в Лондоне можно было перекусить. На такой выходной можно рассчитывать раз в две недели (если, конечно, в этот момент в доме никто из взрослых не болеет).
Марианна вдруг спохватилась, что я задала вопрос. То есть это был не вопрос, но она отвечает: «Насильственная смерть страшнее всего для насильника». Я опять не понимаю (видимо, я не только смотрю, но и слышу неправильно), и она объясняет: «Насильнику хуже, чем жертве. Он наносит непоправимый ущерб своей душе». И вроде что-то там с этой душой происходит в тонких мирах. Мне опять непонятно, что с того жертве, но Марианна уже ведет меня в кукольный театр. Это ее собственный театр. Она до сих пор делает кукол. Мне разрешают поводить их над ширмой. Марианна просто искрится гордостью: «Смотри, вот мой медведь. Он ходит как настоящий медведь, на четырех лапах. Только так и должны ходить игрушечные медведи».
Я незаметно вздыхаю. Я не имею права возражать Марианне.
К тому же она подарила мне белого кролика. Такого маленького, кудрявого, из кусочка овчины. «Смотрите, — скажу я детям, — этот кролик совсем как настоящий. И он совсем, ну ни капельки не похож на человека. Но если вглядеться внимательно, если правильно посмотреть…»
ДИАЛОГИ, ИЛИ ЧТО-ТО ВРОДЕ
КОЛЛЕКТИВНОГО ПОРТРЕТА
— Комета — это знаешь что? Это звезда с хвостом. Она летит и трется о воздух. Я если ладошки тру, знаешь, как горячо? А она — о воздух!
— А я и не тру! Они у меня и так всегда горячие… Не боюсь я ее, эту комету…
Почти плачет:
— Мама! Ты говорила, в музее динозавры, а здесь одни кости…
