Не думаем и мы отрицать их! Но в указанном сейчас направлении мы имеем дело с незамечаемым или дурно замаскированным заблуждением, а не трезвою научностью! В самом деле, высшим проявлением как раз ненаучности и должно считать игнорирование в области исследования предмета или явления того начала, которое составляет их жизненную атмосферу и их первоисточник. А это именно и делают те, которые при изучении творений, созданных Отцами Церкви в духе церковном, порожденных живейшею верою церковною, отрицают принципиальное значение и влияние Церкви, ее вероучения и ее предания, говоря, что "до всего этого им и дела никакого нет". Если этот основной элемент столь развязно отстраняется прочь исследователем, если он самим им слишком мало воспринимается или совсем не ощущается как родственное, органически понятное и близкое начало, - тогда не помогут, не возместят этого пробела никакая полнота эрудиции, никакое усердие в научных поисках, никакая проницательность и тонкость критических суждений: ученость окажется грудой мертвых костей, безнадежно ждущих духа воскрешающего, усердие в труде - не животворящею, а разлагающею силою, а проницательность и тонкость в расценке сравнительных мелочей не избавит от слепоты в главном, в духовном. Тогда до содержания внутреннего, до души явлений и учений действительно уже не будет дела! Но зато что же и останется? Одна только муравьиная работа над формами внешними, скрывающая под кропотливо вытканным узором исторической критики внутреннюю пустоту и гниль.
Вот трагический исход ученых трудов, не озаряемых светом веры в применении к расследованию святоотеческих творений, трудов, умышленно или бессознательно вынимающих из этих творений "душу живую", заменить которую нечем, ибо, по слову Писания, нет выкупа за эту драгоценность. Сознавши это, почерпнем же в единении с духом церковным главную способность к уразумению святоотеческих творений, способность сродственно и жизненно постигать их как выражение именно жизненного духа Церкви. Трудности останутся, конечно, и для проникшегося этим настроением; но, по крайней мере, будет прочная основа для отношения к затруднениям и для посильного превозмогания их. А раз это будет, малодушно из-за трудностей сторониться от изучения области, неведение в которой, как мы уже сказали, недопустимо в уме действительно просвещенном, каков бы он ни был, верующий или отрицающий религиозное.
Но небрежность, непозволительная с научной точки зрения в отрицателе, становится в лице верующего непростительною уже и в нравственном смысле, как небрежение к сокровищу, принципиально признаваемому, а практически заброшенному. Не странно ли, в самом деле, что святоотеческие творения в наши дни лучше известны верующим среднего и малого уровня образования, нежели верующим более просвещенным в других отношениях? И не еще ли удивительнее встречать нередко самих пастырей или служителей Церкви, живо интересующихся сравнительной мифологией, спорами о "Babek und Bibel", буддизмом, спиритизмом, теософией и равнодушных к сокровищам святоотеческих творений, столь поверхностно известным или забытым, и к памятникам ранних дней христианства, вновь открываемым?.. Пора восполнить эту духовную недоимку! Пора заглянуть впервые или вновь пристальнее всмотреться в этот мир величавой духовной красоты и глубины мысли, которую только недавно начали ценить и с чисто философской стороны!
