Третий вариант - ложная цель. Бек намеревался раскрыть себя и дать понять, что его интересует совсем не то, что его интересует на самом деле. Не взрыв в Баграме, не возможное предательство - а незаконные действия резидентуры. Строительство тайной тюрьмы, хватание людей, даже подозреваемых, бессудное их содержание, пытки - все это чревато. Нет, приказ такой, конечно же, кто-то дал. Но дал его "на ухо". И эта группа, засевшая в местной резидентуре - понимает, что в случае чего начальство их же и подставит. Незаконные, больше похожие на методы латиноамериканских диктаторов, юаровских расистов и палачей - чреваты сроком, а то и вышкой. Если группа поймет, что на нее выходят, но выходят с другой стороны - она попробует заблокировать информацию. Вполне возможно - незаконными методами. И вот тут то - появится формальный повод для ареста. А когда человек в камере и неважно, по какому обвинению - считай, дело уже сделано...
Побочное поручение, мать твою...
- Идет - ровным голосом сказал Алим
Они увидели советского офицера - среднего роста, с короткими усиками, в старой, поношенной форме без знаков различия - так одеваются здесь советские офицеры, которые не хотят тратить деньги на одежду, копят валюту и чеки. В руке - он нес большую сумку, из нее торчала зелень. Настоящая, свежая, не такая чахлая как в московских магазинах...
- Он?
Алим попросил таксистов - и они на какое-то время свалили отсюда. Бывший диверсант среди кабульских бомбил был в авторитете.
- Он...
Майор госбезопасности - раздраженно огляделся. Было только одно такси, вдобавок на переднем сидении кто-то сидел. Будь другие - он никогда бы не сел в это. Но два года пребывания в Кабуле - притупили бдительность.
И он направился к такси...
Сидевший на переднем пассажирском человек - видимо, соплеменник таксиста - проворно вылез из машины, чтобы не лишать своего соплеменника заработка. Майор запомнил его как хазарейца - узкие глаза, продубленная ветром кожа. Все было так привычно, так обыденно - что потом он не смог дать описание этого хазарейца. Хазареец проворно отступил, что-то проговорив на каком-то незнакомом наречье, скорее всего какой-то местный северный диалект дари, который он не знал. Майор открыл дверь, забросил начал садиться в машину... и тут сзади что-то треснуло, и его пронзила такая мучительная боль, что в глазах потемнело. Он хотел вскрикнуть - и не смог...
Майор пришел в себя в каком-то кабинете, бедно обставленном, чистеньком. С лампой на столе - это признак цивилизованности, один из признаков здесь. И с решетками на окнах. Он попытался дернуться, встать - и обнаружил, что стул прикован к полу, а сам он - прикован обеими руками наручниками к стулу.
