(так, как это было у Кастанеды с другими ведьмами). Совместная жизнь с нею меня буквально убивала.
Случилось так, что однажды я сидел, вытянувшись в кресле, и размышлял о своём поражении на пути воина. Я чувствовал себя настолько плохо физически и психически, что мне не оставалось ничего другого, как вернуться к моей религии и молить Бога, чтобы тот срочно оказал мне помощь. Это может показаться невероятным, но внезапно я испытал просто необыкновенное переживание — почувствовал рядом с собой мистическое присутствие.
Я принял решение уйти в монастырь бенедиктинцев в городе Куэрнавака и жил там настолько счастливо, находясь лишь в компании моего «союзника», что для меня ничего не имело значения, даже когда однажды мне вдруг позвонили по телефону в монастырь и сообщили о почти полной потере моих денег в результате краха, произошедшего на Мексиканской Бирже Ценностей. Для меня не было важно, что я оставил уютный дом своих родителей, где я жил как принц, и уединился в небольшой старой монастырской каморке, что не вижу своих друзей и не веду с ними бесконечные духовные беседы за вкусным кофе, что забыл все свои проекты по спасению мира, и так далее. Я был так счастлив, что принял решение стать послушником, а впоследствии и монахом. Но однажды во время созерцания в компании моего «союзника» я вдруг ощутил, что он превратился в маленькое облачко и в одно мгновение проник в мое тело через макушку. Я пережил полный спектр чувств: огромную печаль, потому что «знал», неизвестно откуда, что уже больше не «увижу» моего любимого «союзника», но также неописуемый восторг от понимания, что мой «союзник» живет во мне, или, возможно, это и есть я сам на более глубоком уровне. Самым необычным было чувство огромной ответственности за то, что означал или подразумевал для моей жизни весь предыдущий опыт…
— Что думал Нагваль о твоем мистическом опыте?
— Я узнал от Нагваля, что мы имеем склонность защищать себя от неизвестного при помощи известного, включая использование религии, чтобы таким образом оградиться от трансцендентного неизвестного и воспрепятствовать тому, чтобы его глубина приводила нас в замешательство. Это вовсе не означает, что Карлос отрицал достоверность опыта христианских мистиков, которых он считал изумительными магами. Он лишь наблюдал, в какой степени этот опыт смешан с личной историей тех, кто его имел, и культурным влиянием на них.
Маги считают, что опыт мистиков проистекает из того, что некоторые из них достигают видения
